Жемчужница (СИ)

Тики хмыкнул, смотря на вздымающиеся в ночное небо всполохи костра, и красно-жёлтые искорки заплясали в его золотых глазах, делая их похожими на жаркие солнца.

— Да, послушался бы, с неохотой, но проглотил бы это, — кивнул мужчина, мягко проведя пальцами по её животу поверх тонкой ткани и вызывая разбегающиеся с томной панике по всему телу мурашки, но тут же усмехнулся. — Но не теперь, когда мы столько наговорили ему. Теперь, скорее всего, если Мана вдруг и соизволит ему что-то объяснить, то Неа молча покивает, но от своего не отступится, — хохотнул он, и девушка тихо засмеялась следом. Что ж, это было похоже на правду.

— Но тогда почему Неа себя так ведет? — она прикусила губу в задумчивости и постучала себе пальцами по ноге. Изу устроился на покрывале, уложив голову Тики на колени, и она боролась с желанием проделать этот же трюк. — Ну то есть… как он это делает? Я думала, он довольно… безрассуден и несдержан в своих желаниях. Тогда почему он так игнорирует Ману? Так… так просто.

Тики хохотнул, словно признавал правильность ее выводов, и легко погладил закопавшегося сына по тонкой спине.

— А Неа… он не всегда таким был, знаешь ли, — заметил он. — Горячим. Безрассудным. Он, бывало, кидался драться, если Ману оскорблял кто, считал себя старшим и обязанным защищать его — как и сейчас. Но таким — не был. Они были словно… как две стороны одной монеты, понимаешь? Неразрывно связанные между собой, — здесь мужчина как-то странно усмехнулся, будто был хорошо знаком с механикой их отношений из-за общего детства. — Смерть матери… она не сплотила их, как можно показаться, напротив — сломала, разъединила. Разорвала нить. Показала… разницу между ними, я бы сказал.

Огонь трещал и совсем не казался страшным. Неа, сидящий напротив, по другую сторону, словно бы дремал, привалившись к толстому узловатому стволу старого дерева, названия которого девушка не знала, и Алана не отрывала от него взгляда, пока Микк говорил. Мана сидел вроде бы неподалеку от него и о чем-то беседовал с Лави, очевидно заинтересованный темой разговора, но все равно периодически искоса поглядывающий на брата.

— Это потому что Неа… ну, стал мстить? — выдохнула девушка, когда Тики ненадолго замолк. Тот кивнул.

— Да. Мана, он… он ведь был слаб для мести, понимаешь? Да и не было в нем никогда этого. Злости не было, жажды мести. Мана стал чем-то… чем-то вроде вместилища скорби. А Неа — Неа стал вместилищем гнева. И каждый из них хочет остановить другого, заставить прекратить падать, но у них не получается, потому что они не могут друг друга выслушать.

Голос у Тики при этом был такой грустный, такой, словно он сам хотел, безумно хотел им помочь, но не был способным что-либо сделать, и эта обречённость на его, казалось бы, спокойном лице вгоняла в такое состояние, которому Алана просто не могла подобрать названия — потому что как была ничего не смыслящей в человеческой психологии, так и осталась. Но ей было невыносимо тоскливо — тоскливо и как-то не по себе от всей этой ситуации, сложившейся между близнецами. Потому что она искренне верила, что Мана с Неа были непрерывно связаны, были одним целым, были продолжением друг друга, однако сейчас, когда Тики приоткрыл ей глаза на их отношения, она поняла, что верёвка, которая когда-то прочно привязывала их друг к другу, была в настоящий момент разорвана и кое-как, на скорую неумелую руку соединена кривыми узлами.

Изу, уже успевший провалиться в сон, вдруг заворочался у мужчины на коленях, утыкаясь носом ему в живот, и Алана вновь подавила в себе желание улечься точно так же. Ей ужасно хотелось, но вокруг были люди, и ей было слишком стыдно делать такое на чужих глазах, да и Лави, постоянно кидающий в их сторону враждебные подозрительные взгляды, словно девушка была гадюкой, готовой вот-вот укусить близсидящего человека, откровенно бесил.

Тики засмеялся, потрепав Изу по голове и заработав сонное неразборчивое бормотание, подхватил его на руки и, поцеловав Алану в макушку (ничего странного в этом же не было, да?), отправился к ним в палатку, чтобы, видимо, уложить мальчика, но тот вдруг затрепыхался в его объятиях, протестующе что-то промычав, и спрыгнул на землю. Мужчина заинтересованно приподнял бровь, с улыбкой воззрившись на него, и ребёнок, подбоченившись, вновь уселся рядом с девушкой, не сказав при этом ни слова.

Алана удивленно засмеялась, качая головой, и ласково чмокнула малыша в щеку, прижимая к себе.

— Кажется, кто-то все-таки не хочет спать, — только и хмыкнул на это Тики, снова пристраивать рядом и ероша Изу волосы. Мальчик приглушенно засмеялся, так и прижатый девушкой к груди, и засиял глазами.

— Я хочу посидеть с вами, — смущенно признался он, пряча от мужчины глаза, словно боялся, что тот его отругает. Тики, однако, только улыбнулся — такой любящей улыбкой, какой улыбался всегда только Изу — и кивнул, переглянувшись с Аланой.

— Тогда сиди, — махнул рукой он, пристраиваясь удобнее и снова кладя теплую руку девушку на талию, — я, если что, принесу одеяло, чтобы тебя укрыть.