Жемчужница (СИ)

Водоворот — могучий подводный вихрь совсем как из тех, что забавы ради любил закручивать мужчина в воздухе, затянул его в самую свою середину, в самое сердце — и потащил на таинственно темнеющее и ощеренное обломками сотен погибших кораблей дно. И Тики поплыл, поддаваясь тому, что его тащило, покорный и совершенно не ощущающий недостатка воздуха, охочий до приключений и только что учуявший здесь еще одно.

Что ж, если Адам был прав, это обещает быть интересным…

Страха он не почувствовал. Подводный вихрь опускал его все глубже и глубже, и мрак перед Тики словно бы расступался, разгоняемый течением. И перед мужчиной открывался как будто огромный подводный город, озаряемый как солнечным светом чьим-то пением.

Постройки были совсем как на его родине — в Империи было много таких сооружений, чаще всего храмовых комплексов и пагод, квадратных и шестиугольных, округлой формы, при постройке и оформлении которых использовалось все — от дерева до камня.

Но это место было будто даже знакомо Тики.

Однако рассмотреть его издали он не успел, а потом стало совершенно не до того. Водоворот отпустил его, позволив кубарем полететь на землю (что странно под водой), и, как только Тики поднялся на ноги, его подхватили под руки и стремительно куда-то потащили, не обращая ровно никакого внимания на сопротивление.

Он заметил лишь зеленоватую толщу воды, привкус соли на языке и шуршащую под ногами гальку. А потом его резко бросили на внезапно появившуюся каменную кладку, и в уши ударил звук бубнов и барабанов, заставивший мужчину поражённо вскинуть голову и ошарашенно застыть.

Он оказался на площади, и перед ним ярко полыхал костёр, длинными языками облизывая кромку моря, возле которого собралась толпа людей, обезличенных в своих нарядах и масках, пёстрых словно попугаи и напевающих что-то ужасно зловещее в своей торжественности, а прямо в нескольких шагах от самого Тики стоял мраморный алтарь с лежащим на нём без сознания темноволосым мальчиком. И — фигура в разукрашенном золотом плаще с занесённым над оголённым телом ребёнка кинжалом, по тонкому изогнутому лезвию которого плясали огненные блики.

Микк испуганно дёрнулся, кидаясь вперёд, совершенно плюя на то, что сейчас он под водой, где пламени логически быть не могло и где люди бы уже давным-давно задохнулись, но его вновь схватили за плечи, скручивая и лишая движения, а фигура у алтаря медленно обернулась к нему, и Тики вгляделся в сверкнувшие во тьме капюшона серые глаза.

— О наш великий Бог, море подарило нам ещё одну жертву! — громко крикнул жрец, подняв руки вверх, и пламя костра колыхнулось, словно бы вторя его движениям. — Кого ты желаешь поглотить, о наш господин? — высокопарно спросил человек и вдруг резко впился серым взглядом в глаза Микка, взволнованного и ничего не понимающего. — Наш Бог как всегда милостив, а потому выбирай, человек! Кто умрёт сегодня? — громко и грозно обратился жрец к мужчине.

Тики замер на месте всего на секунду, лихорадочно соображая, куда же попал и что вообще происходит. Если это сирены (чего просто не могло быть, у русалок и тритонов же хвосты, разве нет?), то ни о каком контакте речи даже не шло. И ни о каком жертвоприношении — тоже.

И вообще — это было как-то странно. Окутывающее город пение как будто стихло, но его отголоски по-прежнему доносились до Тики со всех сторон подобно эху. Эху, которое раздавалось изо рта жреца с совершенно другим голосом.

О духи, Микк должен был достать для своего императора эту драконову русалку, чтобы та вылечила его недуг, а не прохлаждаться на каком-то непонятном жертвоприношении во имя чужого бога, которого наверняка не чтил ни один житель Поднебесной, потому что Империя Тики не принимала кровавых богов.

Но на алтаре лежал мальчик, совсем еще ребенок. Такой, каким был когда-то Тики. И этот мальчик умрет, если мужчина не сделает что-нибудь. Ну хоть что-нибудь!

Микк подорвался, вскакивая на ноги, и потянулся к ножнам на своем поясе, чтобы обнажить меч и отвоевать мальчика у этих кровавых жрецов. Он заберет свое силой, если потребуется, потому что это мальчик — совсем ребенок, который ничего никому не сделал и не должен своей крови ни одному богу.

— Отпусти его, — низко прошипел мужчина, уже готовясь ринуться вперед, уже почти вынимая меч…, но нащупывая на боку только бант из лент.

Это настолько ошеломило его, что на секунду Тики опешил. Всего на одно мгновение, которое могло стать началом конца.

Потому что жрец расхохотался, словно истолковав по-своему его выбор, и снова занес ритуальное оружие над распятым по алтарю мальчиком. И у Тики не было времени — его не было, совершенно не было, потому что кинжал птицей летел к горлу ребенка, не ведающий пощады, не умеющий прощать и не желающий знать о его невинности.

И поэтому мужчина сделал то единственное в этой ситуации, что мог, если хотел спасти ребенка. Уже не успевающий остановить руку из-за долгой возни с мечом, которого просто не оказалось на месте в такой важный момент, он просто метнулся вперед, подставляя под острие кинжала собственное горло и крепко жмурясь.