Жемчужница (СИ)

Когда же уже на закате их процессия остановилась на привал, и девушка сбегала окунуться в реку и искупать зевающего Изу (малыш был очарован – и уморен), к костру, где она устроилась с чашкой похлебки и яблоками, подошел Неа.

Это даже не удивило: мужчина частенько подсаживался к ней, просился сыграть в карты, пристраивался под бок, словно маленький ребёнок, признающий в нём старшую сестру, и это стало за такой короткий период времени привычно. Но сегодня в Неа не было этой умилительной растерянности и жажды отвлечься от собственных проблем – сегодня душа в нём словно бы тлела, ужасно уставшая и растерявшая свою мощь, она была почти чёрной, густой, какой-то даже слизкой, и лишь где-то в самой глубине её ещё искрился яркий огонёк.

Алана взволнованно поджала губы, поглаживая запутавшегося в волосах (нужно бы их сейчас причесать) Тима, и ласково улыбнулась мужчине, на котором просто лица не было.

Неужели времени не осталось? Неужели всё потеряно? Неужели уже нельзя спасти Неа?

Девушка вздохнула, облизнувшись, и, принявшись за еду, что бы хоть как-то себя отвлечь от не самых радужных мыслей, услышала обречённое:

– Он хоть что-то обо мне говорит?

Похлебка тут же полетела с коленей девушки на землю, потому что та вздрогнула. Вздрогнула и поспешно заключила лицо мужчины в ладони, заставив его посмотреть на себя.

– Он придет! – горячо заверила она Уолкера. – Он придет к тебе обязательно! Потому что он… он понимает, Неа!

Однако Неа ей не особенно поверил, и это было явно. Но в то же время… его потухшие глаза словно бы засияли, пусть и совсем не так ярко, как могли бы. Словно он не поверил, но пока что еще надеялся. Пытался надеяться.

– Но… он ведь не спрашивал? – голос, однако, у него был все такой же обреченный.

Алана с легкой грустью подумала о том, что сегодняшний ужин из-за ее неуклюжести оказался слишком уж легким, и погладила друга по потной голове.

– Тебе бы отмыться, хороший мой, – заметила она с легкой усмешкой. – А то Мана придет сегодня тебя обнимать, а от тебя несет.

Неа сел, потирая руками лицо и шею, и горько усмехнулся.

– Ты правда думаешь, он вообще прикоснуться ко мне захочет? После того, как я его…

– Он этого хочет, – девушка глубоко вздохнула и щелкнула его по виску (щелбан, это щелбан, напомнила она себе). – Но ты… ты его почему-то в последние дни совершенно не подпускаешь. Выдерживаешь время?

Неа покачал головой, помолчал какое-то время, а потом вдруг признался совершенно убито:

– Не в том дело. Сначала – да, но после его слов… это же просто невыносимо!

Мужчина всплеснул руками, обессиленно уронив лицо в ладони, словно был мальчиком, перед которым внезапно предстало что-то необъяснимое, и замотал головой из стороны в сторону, будто пытаясь избавиться от набросившихся на него мыслей.

Алана, чувствуя, как в груди разливается беспокойство, как волнение и паника буквально затапливают её, аккуратно прижалась к спине мужчины, накрывая его своим телом ото всех бед, и прошептала так ласково, как только могла:

– Вы – одно целое, Неа. А потому ничто не способно разделить вас, даже вы сами.

Мужчина дёрнулся, как-то слишком обречённо хохотнув, словно совершенно не верил ей, и Алана, потеревшись носом о его шею, продолжила шептать, продолжила успокаивать его, вверять эту уверенность, что всё будет хорошо:

– Он придёт к тебе совсем скоро, и придёт не за тем, чтобы вновь убегать, а за тем, чтобы попросить прощения.

Неа замотал головой, отрицая всё это, отказываясь воспринимать, и его чёрная бедная душа беззвучно хлюпнула, будто была сгустком жижи, а не света.

– Ты слишком устал быть вдалеке от него, а он слишком устал мучить себя своими же мыслями. Неа, если болен ты, – мужчина протестующе замычал, порываясь скинуть Алану, желая сбежать из её объятий, но девушка прижалась к нему лишь крепче, – то болен и он.

– Да ведь он… – мужчина вскинулся и замер, глядя на девушку полным отчаянной надежды взглядом. – Он же говорит, это болезнь, и я… меня это так бесит!

Алана дернулась, пугаясь его порыва, потому что душа его полыхнула, даже не обжигая, а как будто грозя сразу испепелить, но тут же заставила себя прекратить панику.

Это же был Неа, которого она хорошо знала и который был ее хорошим другом. Ее родственником! И ему надо помочь!

– Все хорошо, Неа, – шелковым голосом зашептала она, наклоняясь к нему поближе мягко чмокая в висок. – Он очень любит тебя, и он к тебе обязательно придет. Это самое важное.

– Он считает эти чувства болезнью, – ядовито отозвался Неа, горько хохотнув, и прикрыл глаза, покачав головой. – Всё это бесполезно, Алана, – наконец выдохнул он, пряча взгляд, и вновь спрятал лицо в ладонях, напоминая потерявшегося ребёнка, который уже просто устал искать правильный путь.

Девушка вздохнула, погладив мужчину по плечам, и улыбнулась, вдруг вспомнив Укру. Та, как ни странно, тоже звала свою влюблённость болезнью поначалу, а потом… а потом Ялд, всегда тихий и спокойный, поцеловал её, лишившуюся плавников, у отца на виду и мрачно сказал, что никому не позволит забрать у него любимую сестру.