Жемчужница (СИ)

А потому остаток дня Лави пролистывал в голове хронологию всех стран, которые были ему известны, размышлял над развитием войны, которая была больше геноцидом, с морским царством, несколько раз даже чуть засыпал, однако тут же просыпаясь, когда начинал соскальзывать, и вспоминал всё, что можно было вспомнить, чтобы не думать ни о чём лишнем.

Вечером, когда разбили лагерь, он был уже таким вымотанным и уставшим (да ещё и ноги начали зудеть), что хотелось наконец развалиться в солёной воде, наслаждаясь ее тёплыми течениями и запахом. Как же Лави соскучился за эти несколько дней по океану! По шуму прибоя, по крикам чаек, по прохладному ветру, по родной стихии.

Погрузившись в воду и наконец выпустив хвост, парень блаженно зажмурился и повел ладонями по воде, приветствуя ее. Он не умел и не мог говорить с океаном, как и остальные тритоны, но очень часто жалел об этом. Сколько же интересного могла рассказать вода! Как жаль, что слышали господина недостойные.

Точнее, недостойная.

Лави умылся и глубоко вздохнул.

Рядом с океаном ему было легче. Легче мириться с происходящим, легче видеть, как Алана висит на его друге, а Неа засыпает у нее на коленях.

Парень решил сплавать и подозвал волну, переносящую его на место поглубже, чтобы не переваливаться неуклюже, переворачиваясь на живот. Уж его-то плавники были на месте — вызывающие и ярко-рыжие, похожие на огненные всполохи или раздутые ветром паруса.

У Аланы паруса-плавники были белые, пока ее хвост не стал похожим на змеиный — только что с длинной широкой кисточкой на конце.

…наверное, ей было очень больно.

Парень зло скрипнул губами, заставляя себя перестатьперестатьперестать думать об этом и жалеть эту дуру, и нырнул. И тут у берега раздался вдруг плеск воды.

Лави вздрогнул, тут же опасливо растопыривая пальцы и собирая вокруг них течения, но не поспешил кидаться на неизвестного, так и оставшись на глубине.

Неизвестным оказалась Алана.

И почему его это уже не удивляло? Почему его не удивляло то, что эта мерзкая ведьма всегда переходит ему дорогу? Даже сейчас, когда парню просто хотелось немного насладиться жизнью?

Лави подавил в себе злорадный порыв выкинуть русалку на берег, больно ударив о какой-нибудь камень, и всмотрелся в отливающий молоком в свете луны хвост.

Тонкие шрамы по бокам, которые уже вряд ли когда-нибудь пройдут, навсегда отпечатавшись воспоминанием на её теле, тонкая кожица хвостового длинного плавника, парящая волнистая бедренная юбчонка и тонкие темноватые полосы — единственный теперь признак, по которому можно было отнести эту ведьму к царской семье.

Русалка без плавников. Русалка, не способная плавать. Русалка, запертая в бухте без возможности опуститься на глубину океана — обретшая и вновь потерявшая эту возможность сразу после освобождения.

…что она чувствует, когда погружается в воду? Когда понимает, что не может плыть? Когда понимает, что никакого будущего у неё нет?

На секунду Лави ощутил сожаление, но тут же постарался отогнать это чувство. Потому что это чувство мешало ему взмахнуть рукой и ударить русалку о камни. Потому что это чувство мешало ему отвернуться и продолжать поливать ее грязью.

Потому что это чувство мешало ему и дальше ее ненавидеть.

Девушка била хвостом по воде и хлопала ладонями по ее поверхности, недовольно хмурясь и надувая губы. И — то и дело просила:

— Не помогай мне, прекрати! Я хочу сама!

И океан словно успокаивался, слушая ее. Волны слабели, утихая, и ведьма била хвостом по воде, пытаясь плыть. И ведь самое главное — пытаясь вполне удачно, потому что у нее получалось. Она использовала руки как руль и постепенно, по мере того, как отдалялась от берега, набирала скорость.

Лави следовал за ней где-то минут пять, наверное — и ощущал невольное восхищение каждое мгновение своего наблюдения. Потому что никогда прежде не видел, чтобы кто-то так тужился, силясь вернуть себе прежнюю мощь.

И это восхищение тоже мешало ему ее ненавидеть. И, как ни парадоксально, это злило только сильнее. Потому что глупая русалка даже не могла быть нормальным объектом презрения и ярости! Потому что она переворачивала его мировосприятие с ног на голову!

Сначала он надеялся на то, что увидит свою тетку и сможет успокоиться рядом с ней хотя бы на какое-то время, но обнаружил безумицу, топящую корабли. А теперь… теперь, когда он привык видеть в ней дикарку и убийцу — она внезапно стала той, в ком он нуждался после смерти любимой матери.

Лави ощутил, как позорно задрожали губы при мысли об этом, и, сердясь сам на себя, хлопнул хвостом, разгоняя по воде несильный вихрь и поспешно устремляясь к берегу.

Он еще успеет понежиться пару минут в прибое, прежде чем Алана ощутит его присутствие и привяжется с попыткой завязать разговор.

…или не успеет.

Алана вдруг оказалась перед ним, румяная и пышущая радостью, старательно прячущаяся за морской пеной (а ещё она была в просторной рубахе, наверняка принадлежавшей Тики или кому-то из братьев, — вообще дикость, по мнению Лави), воодушевлённо улыбающаяся, словно увидела что-то, что давно хотела увидеть.