Жемчужница (СИ)

Алана посмотрела на него, долго не отводя взгляда, и вдруг вокруг них соткался из воздуха водный пузырь — явно для того, чтобы никто случайно не услышал их разговор.

— Как? — выдохнула она наконец, и её серые глаза… Лави поймал себя на том, что смотрит в них, утопает в них, и это была не та бездонная бездна, в которой тонули крошившиеся корабли, не та страшная пучина, в которой гибли невинные люди, умоляя спасти и получая в ответ лишь пустую сумасшедшую улыбку, — нет, это было тёплое озеро, прогретое солнечными лучами.

Как долго парень лишал себя этого? Как долго игнорировал этот нежный омут, в котором мог бы и сам найти спасение?

…четыреста лет, Лави.

— Сначала всё же объясни мне, — начал парень, отвлекаясь от своих мыслей (которые грызли его, грызлигрызлигрызли подобно мышам, грызущим зёрна), и проследил, как Алана растерянно отводит взгляд, кутаясь в тонкое покрывало, явно понимая, что же ему хотелось спросить. — Почему ты не сказала ему про кровь?

Девушка сглотнула, закусив губу, вмиг став неуверенной девочкой, совершенно влюблённой и волнующей девочкой, и тихо шепнула:

— Я не знала, надо ли ему это было.

Лави возмущённо вздохнул, желая разразиться новой гневной тирадой в защиту и оправдание Тики, но зубатка тут же продолжила, не давая ему и слова вставить:

— Он так молод, понимаешь? Ему всего двадцать пять, — и столько тоски, столько грусти было в её голосе, что парню ничего не оставалось, кроме как горестно вздохнуть, напоминая себе, что эта ведьма — неадекватная и пробывшая взаперти большую часть жизни его тётка.

— А ты его об этом спросила? — Лави вытянул губы трубочкой и вздохнул. — Ведь не спросила же? Хочет ли он остаться с тобой навсегда и все такое?

Алана в растерянности хрустнула пальцами.

— Ну… он говорил, что хотел бы… видеть меня своей женой, — промямлила она едва слышно. — То есть… он… он спросил, хочу ли этого я, — здесь русалка закусила губу и внезапно выпалила, отчаянно краснея: — И у него был такой вид, будто он просто умрет на месте, если я скажу ему «нет»! А я и не собиралась! Я же люблю его, понимаешь?!

Лави втянул носом воздух, внушая себе, что к ненормальным, чересчур экзальтированным дамочкам надо быть терпеливее, и вкрадчиво переспросил:

— То есть он тебе замуж предложил за него пойти, и ты согласилась, но при этом смолчала о том, что если он выпьет твоей крови — это будет считаться за обряд бракосочетания, так? — Алана сжалась под его тяжелым взглядом как нашкодившая девчонка и мелко закивала. Парень поник плечами. — Так какого дракона ты комедию тут ломаешь, а?! Он молод, ему всего двадцать пять! Вот только ведет он себя умнее тебя раза в три!

— А если ему надоест?! — в голосе девушки послышались малость истерические нотки. Она снова вскинулась. — А если он разлюбит меня?.. Ему ведь будет в тягость мое общество, я же долгожитель уже сейчас, да и еще жить буду, если не сдохну…

— А то, что ты его обрекла на жизнь почти что в тысячелетие, тебе ни о чем не говорит, нет? — с терпением все-таки были проблемы. Лави заметил, как снова начинает повышать голос, и стиснул зубы.

Русалка неловко пожала плечами и выдала, явно сама не веря в свои слова и просто, как видно, жаждая отбиться хоть таким аргументом.

— Так люди всегда носились за долголетием!

И это был бы хороший аргумент, кстати. Вот только речь шла о Тики, и здесь подобное условие не котировалось от слова «совершенно».

— Тики не из их числа, глупая зубатка, — холодно процедил тритон, выпячивая подбородок и мысленно костеря дурочку на чем свет стоит, — и если ты еще раз оскорбишь его недоверием, я передумаю помогать тебе, ясно?

И тут Алана взглянула на него так зло и ядовито, что внутри к Лави что-то дрогнуло, желая спрятаться, но, манта её сожри, он ни за что не спасует перед этой зубаткой, хоть тысячу раз она будь царевной и морской ведьмой!

— А ты, что, — язвительно начала девушка, кривя губы в ломанной издевательской ухмылке, — захотел мне вдруг помочь?

Лави возмущённо раскрыл рот, шумно втягивая воздух, но так ничего не говоря, и замер.

Она лишь со злости. Лишь для того, чтобы как можно больнее кольнуть — своих-то шипов для этого ведь уже не было (а те, что на руках, были почти что бесполезны — особенно, против него, такого же носителя такой же ядовитой крови и таких же шипов). Лишь чтобы ощетиниться и не ковырять очередную коросту, которая явно скрывает под собой только-только переставшую гноиться рану.

Лави прекрасно понимал её.

Потому что сам был таким же.

Потому что, как-никак, а был её племянником.

А потому и поступил он именно так же:

— Ох, тогда сама, ведьма, и разбирайся, — в гневе прошипел Лави, разбивая пузырь тонким всполохом огня и не желая даже смотреть в сторону этой лелеющей свои коросты зубатке.

Теперь ему надо было как-то себя утешить.

Лави бурей промчался по коридору и уже почти выскочил из дворца по направлено к главной площади столицы, где монументом высилась громада имперской академии, но буквально на выходе столкнулся с удивленно замершим от такого приветствия Тики.