Жемчужница (СИ)

— Тогда очень хочу! — согласился он, снова став как будто румянее и живее. И даже хохотнул: — Должен же кто-то меня тут слушать и развлекать, а то томлюсь тут как пленник в темнице!

…или как девица на выданье, подумал Лави — и мотнул головой, прогоняя эту мысль. Друг может смертельно обидеться на какую-то такую шутку, потому что к женщинам и девушкам имел отношение… никакого отношения не имел, в общем. Он с ними общался немногим чаще, наверное, чем Мана. Но если императорский сын стеснялся, бедовый сын своего отца сыпал едкостями направо и налево, и его даже в академии женщины не любили.

Уж не потому ли, что он даже вязал лучше них?

Лави все-таки хохотнул, стоило только вспомнить про «домашнее» увлечение друга, за которое тот брался, когда его не допускали до вожделенных пробирок, и даже задался вопросом о том, действительно ли Вайзли лечится собственными изобретениями или это просто отмазка, чтобы не жить в замке все время болезни?.. Ведь вязание — это хорошо, но в замке парень мог только этим и заниматься, потому что лабораторий там никогда не было — императорская чета берегла детище Дориана, и никому не хотелось, чтобы древние стены повредил какой-то случайный взрыв.

А Вайзли же был ужасно гиперактивным несмотря на все свои болячки, слабости и постоянные недомогания. Иногда Лави даже ловил себя на том, что боится, что юноша мог по дороге потерять сознание и как-нибудь неудачно упасть. Или нести вновь огромную стопку необходимых документов в одиночку и запнуться где-нибудь на ровном месте, полететь по лестнице и переломать себе все кости. И много чего ещё могло с ним случиться, на самом деле. С такой-то жаждой чем-либо заниматься.

— Ты чего хохочешь? — с наигранной обидой поинтересовался Вайзли, щёлкая его по носу и отвлекая от своих размышлений.

— Да так, — смешливо фыркнул Лави, уворачиваясь от ещё одной попытки щёлкнуть его, и показал юноше язык. — Секрет.

Вайзли с иронией закатил глаза, взглянув на часы, и широко зевнул, встряхнув после этого голову.

— Я бы рад с тобой ещё поговорить, но меня в сон клонит так, что я чуть ли не падаю, — растерянно признался он так, словно не хотел ложиться, а желал и дальше продолжить их бессмысленные, на самом деле, разговоры, но Лави понимающе улыбнулся, легко ударяя друга в плечо, и пожелал ему спокойной ночи.

Через несколько минут, когда он, вновь замаскировавшись под стены (и это не потому, что стеснялся, а потому, что слухи могли поползти не самые приятные, именно так), выбирался из академии, парень думал, что ему хотелось бы приходить к Вайзли чаще.

Кроме того, осуществить это было просто, пока Лави находился в столице — ему ведь все равно особенно нечего было делать, а Вайзли… он был хорошим парнем — и другом — и мог стать замечательным способом отвлечься от мыслей про Алану и семью. Ведь когда ты беспокоишься за кого-то другого, на свои самокопания просто нет времени.

Когда Лави вернулся в замок, было еще не так уж поздно — всего четверть десятого, — и потому парень решил не откладывать замеченное себе перевоспитание Тики в долгий ящик. Он на самом деле искренне надеялся, что друг еще не ополоумел от любви и не сидит рядом со своей возлюбленной ведьмой, сторожа ее сон, поэтому, когда все же заскочил к Алане в комнату, чтобы на всякий случай это проверить, вздохнул с облегчением. Девушка мирно спала, разметавшись на кровати, и чужое присутствие в ее комнатах создавали только несколько горящих по углам свечей. Лави заподозрил, что это было сделано специально, чтобы ей не было страшно, но поспешно отогнал эту мысль, дабы не дать развиться в своей груди новому чувству к этой зубатке, ибо для этого было еще рановато, пусть он и оказался к ней все-таки очень привязан.

Именно поэтому, поспешно убравшись из ее комнат, он направился непосредственно в покои Тики (которые грозили вскоре превратиться то ли в семейные пенаты, то ли в супружескую спальню) и с облегчением, перемешанным с негодованием, нашел его там.

Оказалось, что Микк занимался с Изу грамотой. Этот факт Лави немного смягчил.

Потому что если бы этот околдованный сейчас занимался бы чем-нибудь другим, а не обучением своего сына (так странно было называть мальчика сыном Тики), парень бы сейчас точно бы разругался с ним.

— Ты вообще помнишь, что у тебя братья есть? — сходу поинтересовался Лави, надеясь застать мужчину врасплох, чтобы у того не было даже и времени на придумывание ответа или оправдания. Изу крупно вздрогнул, отрываясь от прописи и стремительно приподнимая кисть над столом, чтобы бы не пустить кляксу на бумагу, и удивлённо посмотрел на парня своими светло-голубыми глазами. На его голове, расправив крылья, грыз какую-то сладость Тим, и Лави в который раз удивился, какого манты духи не сторонятся этого мальчишку.

Тики вскинул голову, глядя на него со святым недоумением, и брови его поползли вверх.

— Помню, конечно, — отозвался он негромко и удивленно выдал: — А в чем, собственно, дело?