У отца новая семья, и он хочет забыть про все. Какое ему дело до своей одинокой дочери, выжившей только ценой жизни всех остальных его детей?
Алана улыбнулась дрогнувшими губами.
— Ребёнок? — ей казалось, ее голос звучит как какой-то совсем чужой. Она еще словно не до конца все это понимала. — Сцилла… у неё под сердцем твой ребёнок?..
Сцилла, которая должна была прийти им на помощь, но не пришла? Которая тоже могла слышать океан, потому что хоть и являлась существом иного порядка, все равно оставалась его дитем?
Мариан настороженно кивнул в знак согласия — и внезапно впился в нее нечитаемым взглядом широко распахнутых глаз.
Как будто только увидел.
— Да, — отозвался он, — но послушай, это совершенно ничего не…
-…и ты совершенно забыл обо мне, — Алана тихо рассмеялась и спрятала лицо в ладонях, сутулясь и не зная, куда себя деть. Она так устала стоять перед ним по струнке. Ей не хотелось никаких обязанностей больше. Она просто хотела иметь отца. Который от нее отказался. — О океан, у тебя новая семья, и именно поэтому ты забыл обо мне, да? — слезы все-таки закапали, обжигая кожу и прозрачными шариками скатываясь по ладоням, чтобы затеряться в нежной ткани рукавов. — Потому что зачем тебе выродок из прошлого, ну конечно, зачем тебе такая уродливая дочь, из-за которой одни проблемы? — девушка вскинула голову и коротко закивала, соглашаясь с его решением. — Да, я понимаю, — она судорожно хохотнула. — Конечно же, понимаю.
Разве не было это той самой правдой, о которой она догадывалась все эти сотни лет, но которую так упрямо отвергала в слепой надежде на то, что однажды еще покинет опостылевшую ей бухту и вернется в родной дворец, с детства знакомый до последнего уголка?
Дура ты, Алана. Вечно о чём-то мечтающая дура, хотя и так всё прекрасно понимаешь.
— Послушай, это не влияет на… — судорожно вскинулся Мариан, и эта его нетерпеливость, порывистость… о, это было так знакомо. Хоть что-то в нём было знакомо.
Но Алана не желала больше его слушать.
Окостеневшая река шевельнулась.
— Разве мне так много надо было? — спросила она с усмешкой, разламывающей её лицо. Ей казалось, что из неё вновь выливается водопадом яд. Мариан поджал губы, и на его лицо, казалось, застыл испуг. — Мне нужен был отец, — хохотнула девушка, впиваясь пальцами в голову. Внутри словно буря разыгралась, взбесилась, и до самого неба вздыбились острыми клыками её волны. — Мне нужна была поддержка. Мне нужна была моя семья. Но у меня были лишь голые камни и океан, — она вновь рассмеялась и вскинула взгляд на замершего отца, который смотрел на неё так, словно впервые видел. Словно и не думал обо всем этом. — Мне нужен был ты!
— Алана… Да стой же ты, я сказал! Я не то хотел… — взволнованно забормотал Мариан, порываясь встать с кушетки, но так в итоге и оставаясь сидеть.
Алана протестующе замотала головой, прерывая его:
— Но ты подразумевал, — с обречённой холодностью припечатала она и тут же едко ухмыльнулась, не в силах сдержать рвущуюся наружу бурю. Вино в бочках забурлило. — Я рада, что ты нашел утешение, папа. Теперь и я нашла свое. Вас больше на суше никто не задерживает, честное слово, — процедила девушка сквозь зубы, чувствуя, как эта окостеневшая река затаскивает её в свои наконец шевельнувшиеся воды.
Ребёнок. У Сциллы будет ребёнок. У Сциллы, которую Алана так безжалостно напоила своей кровью и приговорила дремать на дне океана несколько дней.
Наверное, Сцилла ненавидит её за это.
Наверное, Алана тоже себя ненавидит.
Все эти долгие столетия она продолжала цепляться за остатки близости между ними. Даже не за остатки — за надежду на эту близость. А отец… взял и так просто от нее отвернулся.
Наверное, это было ожидаемо?..
— Прости, что навредила своим ядом твоей новой жене и вашему ребенку, ладно? Я не знала… — она облизнула губы и отвернулась направляясь к выходу.
Прости, что взбаламутила застывшую реку между нами и заставила тебя стронуться с места и вновь потерять покой.
Прости, что напомнила тебе о своем существовании и о том, что обо мне надо заботиться.
Прости за то, что я такая проклятая и жалкая.
— Этот ребенок — твой брат или сестра, дочь, — как сквозь толстую стену донесся до нее голос отца. Мариан все-таки поднялся и направился к ней. Остановился совсем рядом, практически в двух шагах — и жадно всматривался в ее лицо. Теперь — в лицо.
Сколько он будет еще смотреть?!
— Неважно, — Алана дернула плечом и отвела глаза. — Прости меня, правда. Мне очень жаль.
Я все поняла и больше никогда не буду тебя беспокоить. Просто позволь мне остаться здесь и не знать о тебе ничего как можно дольше.
Ты еще носишь траур, но ты нашел отдушину.
Возможно ли, что ты еще несешь траур только из-за меня?..
Алана прикусила щеку изнутри до крови, чтобы снова не разреветься — и не отвесить отцу пощечину — и отвернулась. И — опрометью бросилась к выходу из подвала, путаясь в пышной юбке красного как кровь ханбока и не желая продолжать этот разговор.