Жемчужница (СИ)

— Потому что долголетие — это не только дар, но и проклятие, — также тихо проговорила девушка в ответ, нежась под его пальцами. — И только белодухий способен справиться с ним и, что важнее, использовать его для благих целей, — пояснила Алана, и Тики понятливо мыкнул, как вдруг напрягся, словно бы что-то внезапно поняв.

— Так, значит, Адам…

Девушка не дала ему закончить:

— Если его душа окажется белой, то я не пожалею своих слёз, но если будет иначе, я не смогу помочь.

— Но если его душа будет черной, — мрачнея на глазах, выдохнул Тики, — ты зря… покинула свою бухту. Я зря потревожил тебя, — он бросил на Алану виноватый взгляд, но та замотала головой и тихо засмеялась, едва сдерживая себя от желания прильнуть к нему — и все же в итоге этому желанию сдаваясь.

— Неправда, — простестующе буркнула она, закусывая губу и зарываясь лицом в складки на его рубашке. Микк замер, перестал дышать на какой-то момент — и полыхнул сиянием, заставив девушку счастливо зажмуриться и мягко прижимая ее к своей груди. — Я с самого детства не видела людей, а среди своих меня сторонятся. А здесь… все иначе.

— Что иначе? — обреченно вздохнул в ответ мужчина, ласковый и виноватый. — Ведь среди нас тоже далеко не все люди добрые. Есть завистливые, алчные и жестокие ублюдки, которые даже по земле ходить не заслуживают, и это…

— И есть такие, как ты или Мана, — перебила его Алана, мотнув головой и прижавшись к нему ближе, крепче, теснее. Так, чтобы чувствовать его всем телом, и плевать… плевать, что он подумает. И что подумает весь мир. Они ведь могут… хоть ненадолго… полежать вот так?.. — Благородные и добрые. И даже… даже если душа у человека недостаточно белая — или если она темная — это ведь не всегда значит, что он плохой, верно?.. Ведь Неа же не плохой.

Тики тихо засмеялся и невесомо коснулся губами ее волос, завозившись, чтобы устроиться удобнее… и обхватывая замершую от невозможного счастья Алану обеими руками.

— Верно… — расслабленно откликнулся он, утыкаясь носом ей в макушку, и девушка, зажмурившись, обвила руками его шею.

— Ну вот видишь… — блаженно улыбнулась она, никак не в силах пресытится этим ощущением — ощущением горячих рук на своей коже, и, устроив голову у мужчины на груди, провалилась в дрему.

========== Одиннадцатая волна ==========

Тики поправил выбившиеся из кос лунные пряди, мимолётом погладив Алану по лицу и улыбнувшись, когда она смешно наморщила нос, и неохотно встал с кровати, напоследок всё же не сдержавшись и поцеловав её в висок — потому что это было выше его сил: видеть, чувствовать, любоваться, но не иметь возможности прикоснуться. А потому, наверное, он вчера так и расслабился — позволил себе понежить такую трепетную и ласковую русалку и самому понежиться в её невинной искренности.

А потом ещё и уснул, заключив девушку в крепкие (не собственнические, не собственнические) объятия и на краю сознания замечая, как кто-то (кажется, Неа, только он позволял себе так невоспитанно врываться в чужую комнату) осторожно, чтобы явно не разбудить их, достал какие-то лекарства из саквояжа и также аккуратно вышел в коридор.

Интересно, что мужчина подумал, когда увидел их в одной кровати, да ещё и прижимающихся друг к другу так сильно, что Микку на мгновение показалось, словно он — или сама Алана — хотели отпечататься у другого под кожей.

Тики смущённо вздохнул, прикрывая глаза, чтобы успокоить пустившееся вскачь сердце, и, вновь окинув спящую русалку влюблённым взглядом (бледная кожа, выглядывающие из-под покрывала тонкие хрупкие лодыжки, растрепавшиеся длинные косы и голубые ленты в них — всё было прекрасно, что просто дух перехватывало), вышел из каюты, намереваясь проведать Ману, а потом и заняться заходом в порт.

Сегодня они сходили на сушу, потому как наконец пересекли границу Империи, так что дальше можно было безбоязненно пересаживаться на лошадей. Марианну Тики собирался отправить в столицу с командой, чтобы доложили Адаму о том, что задание его Микк выполнил и везет в гости русалку, а потому волноваться особо не стоило.

Однако в порт надо было еще зайти, Алану надо было еще одеть (о ветер и море, он снова будет к ней прикасаться), Неа — заставить перестать хоть ненадолго так трястись над братом, а у Маны проверить общее состояние.

Вообще-то Тики сам был виноват — тут весь корабль насквозь продуло, пока он злился и болтался на реях, так что простуда младшего Уолкера совершенно не удивляла. А потому… стоило зайти и извиниться. И — принести Алане свежей рыбы.

Однако первым делом Микк пошел, конечно, к брату.

И совершенно не удивился, когда, постучав и получив разрешение войти, увидел, что младший Уолкер полусидит в постели и читает валяющемуся у него в ногах Неа какую-то книгу.

Вот бездельник, с усмешкой завел глаза на старшего близнеца мужчина — и плюхнулся рядом с братьями на стул.

— Сходим на сушу, — заявил он сразу же — и со вздохом поинтересовался: — Мана, ты как? Жив-здоров? Горло не устало, развлекаешь тут эту бестолочь императорскую?

Неа фыркнул в шутливом оскорблении и показал ему язык.