Жемчужный узел (СИ)

— Скорее, стражи врат. Мы ждём в конце пути каждого человека, мы принимаем его в Навь и помогаем отправиться дальше, куда бы ни было суждено.

— И куда суждено?

— Мы не знаем. Мы предчувствуем лишь последние минуты чьей-то жизни, да и то лишь когда приближается последний отсчёт. Мы понимаем, когда нужны, и приходим на помощь. Никто не должен умирать в одиночестве, и если рядом нет друзей или семьи — будем мы.

— Инга… — Лизавета сглотнула. — Инга несколько раз подскакивала и уходила посреди разговора. Это значит?..

Ольга просто кивнула. Кончики губ Лизаветы медленно опустились: сколько же людей умерли за без малого неделю, что она провела на озере?

— Не думай об этом, как об окончании жизни, — заметив её состояние, попыталась приободрить Ольга. — Смерть лишь открывает дорогу к новому путешествию.

— Инга говорила, что люди перерождаются деревьями или цветами…

— Некоторые — да. Некоторые становятся духами. Но есть и такие, кто идёт дальше, и даже мы не знаем, куда простирается их путь. Мы по нему ещё не прошли.

— Ещё?

— Никто не вечен. Однажды и у мавок, и у леших, и у полевых истекает их срок. Просто у нас всё немного сложнее: мы живём, пока Мать-Природа не решает, что мы заслужили двинуться вперёд.

— Вы говорите, будто это какая-то награда.

— Так и есть. Ты поймёшь, когда проживёшь несколько земных жизней: иногда пугающее неизвестное много лучше тишины и спокойствия привычного мира. В умиротворении часть нашей души словно бы умирает.

Лизавета покачала головой: нет, Ольга ошибалась, этого ей никогда не понять и не принять.

— Она вроде бы успокоилась, — Лизавета еле слышала голос Ольги, ушедшей в сени, но всё же смогла разобрать слова. — Но будет лучше, если сам с ней поговоришь. Да, ещё раз. Потому что тебя она слушает. А ещё потому, что ты сам наломал дров.

Разговор был односторонним: если Лад и отвечал что-то, то до Лизаветы не долетали его слова. Впрочем, и услышанного хватило: ей опять собирались внушать, что всё в порядке, хотя в порядке всё перестало быть довольно давно.

— Лизавета, — и всё же она обернулась, едва заслышав голос Лада от двери.

Они не виделись всего неделю, но Лизавета успела соскучиться. До сего дня она не признавалась в этом самой себе, но сейчас не могла отрицать: при виде Лада у неё тоскливо засосало под ложечкой.

Он выглядел так же, как и в первую их встречу: в простой светлой одежде, с взъерошенными волосами и пристальным взглядом — в прошлом, помнится, Лизавета приняла его за любопытный, хотя в действительности он был внимательный, изучающий. Лад гадал, как к ней подступиться теперь, когда она знала всё. Ну, самое главное.

— Лад, — в тон ему произнесла Лизавета. — Будешь убеждать меня, что наблюдать за смертью человека, сидя в его же лодке, совершенно нормально?

Её спокойный голос стал неожиданностью для них обоих. В глубине души Лизавета хотела рвать и метать, но сил не осталось даже на то, чтобы накричать на слишком скрытного водяного. Впрочем, пустота её интонаций сумела произвести на него впечатление.

— Нет, — он хотя бы стал честным. — Для тебя это и не должно быть в порядке вещей. Но для меня…

— Можешь не объяснять. Ольга сказала, что это ваша обязанность.

Лад хмыкнул, прошёл вглубь комнаты. Лизавета взглядом проследила за тем, как он сел на лавку — на то же самое место, с которого совсем недавно пристально глядела на неё Ольга. Лизавета поморщилась: сейчас тоже начнёт читать нравоучения, словно маленькой.

— Пожалуй, я задолжал тебе извинения.

Ладно, такого она не ожидала.

— Ты уже извинялся.

— Только за обман, но я ведь виноват и в другом, верно?

— И в чём же? — помогать ему Лизавета не собиралась.

Ей было интересно, что он скажет сам.

— Я о тебе не подумал. Ни когда пожимал руку твоему отцу, ни когда водил тебя вокруг пальца, ни когда согласился увести в Навь и бросил с Ингой, хотя она — не лучшая из компаний.

— Не говори так об Инге, — Лизавета сама не понимала, почему вступилась за мавку. Потому ли, что та согласилась помочь ей с побегом? Или причина была в том, как человечно Инга вела себя этим утром?

— Забавно. Не думал, что вы подружитесь.

— Мы не подружились. А ты говорил не об этом.

Он прищурился, посмотрел на неё как-то по-новому.

— Ты изменилась.

Лизавета скрестила руки на груди. Часть её хотела огрызнуться, сказать что-то вроде: «Да неужели?», — и напомнить, что ей пришлось пережить. Но в действительности она лишь скептически вскинула бровь, соглашаясь:

— Да, теперь со мной придётся считаться. До сих пор ты этого не делал.

Лад склонил голову, словно признавая поражения.

— Об этом я и говорил. Мне казалось, что я защищаю тебя, когда скрываю правду или отталкиваю, но я ни разу не догадался спросить, чего же ты хочешь. За это я и прошу прощения.

Повисло молчание. Лад ждал вердикта, Лизавета пыталась разобраться в себе. Невозможно было сделать это за один вечер, да ещё и под таким пристальным, ожидающим и немного молящим взглядом. Но, если быть полностью честной с собой…

— Я уже это сделала. В конце концов, мы квиты: я тоже тебя обманула.

Лад усмехнулся: