Жемчужный узел (СИ)

— Я это заслужил, — похоже, сегодня он и впрямь решил говорить правду.

— Приятно, что ты это понимаешь.

Знакомая хитрая улыбка растянула его губы. Сердце у Лизаветы ёкнуло — на мгновение и только на мгновение, но она вспомнила, как лишь несколько дней назад радовалась его придумкам и была практически влюблена. Сегодня она могла думать об этом, больше не заливаясь краской.

— Так ты мне ответишь? — Лад наклонился ближе.

— Ты не задавал вопросов.

— Задавал: чего ты хочешь, Лизавета?

Исполнить её заветное желание он всё равно не мог, ведь Лизавета мечтала вернуться домой. Она отвела взгляд, посмотрела в окно, за котором постепенно темнело небо. Одинокие силуэты деревьев на фоне заходящего солнца выделялись, как сторожевые башни над городской стеной.

— Я хочу, чтобы ты вернулся на озеро, — раз уж Лад был честен, то стоило ответить ему тем же. — Хочу чаще бывать в деревне, видеться с Добрыней и Любавой, а может быть, и с отцом, если он решится сюда приехать. А ещё хочу, чтобы вы перестали считать меня дурой и не юлили, когда я задаю вопросы.

— Мы не… — Лад своевременно прикусил язык.

— Если не хотите отвечать, просто так и скажите.

— И ты не попытаешься узнать ответ иным способом?

Лизавета посмотрела Ладу прямо в его белёсые глаза.

— Ничего не могу обещать. Зависит от того, как вы попросите.

— Что ж, это я могу принять. Что ещё?

— Ещё?

— Это весь список твоих желаний?

Она замялась. Было ещё одно, немного неловкое — но когда озвучивать его, если не сейчас?

— Я хочу, чтобы ты меня простил. За то, как я напросилась в Навь. Не нужно было вынуждать тебя и… — Лизавета прикрыла глаза, покачала головой. — Просто я злилась и вела себя не лучшим образом. Сможешь ли ты меня простить?

Он усмехнулся.

— Я уже это сделал.

15

Конечно, один разговор не мог всё решить — решило время. Оно отсчитало десятки неловких бесед за завтраками, совместных вылазок в деревню, уютных вечеров в тишине зелёной гостиной и одно осознание: Лизавета сама не заметила, как перестала вновь и вновь возвращаться к мыслям о смерти.

Поначалу это давалось ей нелегко. Она помнила, как оцепенела при виде тонущего рыбака, как даже не попыталась его спасти — и оттого мучилась угрызениями совести. Ольга и Лад пытались объяснить ей, что даже если бы они вытащили мужчину из воды, несчастья случались бы снова, и снова, и снова, пока смерть не догнала бы того, кто пытался от неё убежать. Лизавета не слушала. Лизавета пряталась в своей спальне, Лизавета подолгу сидела у окна, обнимая колени, Лизавета корила себя, а потом выходила из комнаты и притворялась, что всё в порядке. Постепенно притворство стало правдой.

Но нельзя было сказать, что всё вернулось на круги своя. Иногда Лизавета всё же замирала, глядя на озёрное дно за пределами защитного купола. Отныне оно казалось ей ещё более зловещим и опасным, чем прежде, а сад умирающих без воды водорослей — ещё более жутким и стылым. Или, возможно, Лизавета лишь избавилась от иллюзий и стала видеть Навь такой, каковой та и являлась.

Конечно, она не могла написать об этом отцу. Скрепя сердце, Лизавета врала в своих письмах — о том, что с ней всё хорошо, что она по-прежнему живёт на постоялом дворе у Добрыни, а дни её заняты безмятежными прогулками и помощью Любаве. Скрывать совсем уж всё не получалось, так что отец знал о существовании Инги и Ольги, об их общении, хотя полагал его редким явлением. Лизавета пыталась описать мавок и Лада с как можно более лучшей стороны, объяснить — они не более, чем защитники природы, и никакой опасности в них нет, но её доводов отец не слушал. Один раз даже усомнился, не опутал ли водяной Лизавету какими-то чарами, и не нужно ли выехать к ней на помощь. Лизавета поспешила успокоить отца и с тех пор его не переубеждала.

Утаивала она и знакомство с русалками. Отчасти потому, что отцу хватало и имеющихся духов, а отчасти — потому, что не хотела думать о Сбыславе. Воспоминания о девочке рано или поздно приводили к мысли о том, как именно она могла умереть, и Лизавете не нравилось, что она при этом могла представить. Инге, судя по всему, тоже: она больше ни разу не позвала Лизавету прогуляться к реке, и ту это полностью устраивало. В конце концов, на озере и без того хватало мест, куда можно было отправиться, не разбередив душу.

Одним из них стал дальний край с кувшинками, о которых когда-то рассказывал Лад. Инга показала его Лизавете в один из первых сентябрьских дней, и с тех пор они вместе приплывали сюда уже несколько раз. Заплыть далеко, правда, не удавалось — лодка не могла зайти в самые заросли, — приходилось останавливаться у самой кромки «кувшинковой поляны» и любоваться цветами издалека. Впрочем, Лизавете и этого хватало.

О том, что случилось, она узнала именно здесь.