Жемчужный узел (СИ)

Может, она бы настояла позднее, да только никакого «позднее» не случилось. До дома Лизаветы доехали быстро, и вот она уже соскочила на землю. Заезжий купец порывался проводить до двери, но она отказалась — взамен пришлось дать зарок написать паре в гостиницу, где они остановились, и сообщить о своём состоянии и здоровье. Только после этого они оставили Лизавету одну.

Дождь к тому времени уже подустал, превратился в редкую морось. Солёный вкус пропал, капли текли, куда надо — Яр попугал и отступил. Может, тем он и ограничится?

Лизавета выбрала не задумываться об этом. Решительно подобрав грязные юбки, она подошла к двери отчего дома. Но рука замерла у самой её поверхности, так и не дотронувшись до молоточка — Лизавета неожиданно осознала, что ей страшно возвращаться домой. В голове осами жужжали мысли: «Что скажет отец? Как поведёт себя мачеха? Как объяснили её отсутствие друзьям?»

Но отступать было некуда. Закрыв глаза, Лизавета наконец постучала.

На пороге застыла Настасья. Обычно она не открывала двери гостям, но, похоже, с отъезда Лизаветы в доме многое изменилось. В конце концов, надо же было куда-то пристроить служанку, оставшуюся без хозяйки, верно?

Все эти умозаключения Лизавета сделала потом. В тот момент у неё не было сил думать, не было сил говорить. Она лишь вымученно улыбнулась Настасье, замершей в дверях, — а потом вдруг оказалась в её тёплых объятьях. Служанку не смущала грязь на одежде, помятый вид Лизаветы или что-то ещё: она приняла её, как потерянную подругу, в которой нуждалась.

Поддерживая Лизавету, Настасья проводила её в дом, в котором вмиг стало шумно и людно. Где-то на границе зрения Лизавета заметила мачеху — та всплеснула руками при виде падчерицы и тут же принялась отдавать указания: что-то о ванне, об одежде, о крепком бульоне. Лизавета не говорила — слушала, прислонившись плечом к приятно прохладной стене.

Она молчала, когда Настасья оставила её отдыхать на диване в гостиной. Молчала, когда её отвели в ванную. Молчала, когда нещадно тёрли спину и когда ласково расчёсывали длинные, успевшие спутаться волосы. От тепла и заботы Лизавету разморило, глаза закрывались, движения прониклись ленцой — руки медленно поднимались навстречу рукавам, ступни не попадали в домашние туфли.

— Вам нужно поесть, господарыня, — настаивала Настасья, провожая её в столовую. — К тому же, батюшка ваш скоро вернётся — ему будет приятно, что вы его дождались.

Лизавета кивала, соглашаясь — спорить не хотелось и казалось бесполезным. Она послушно опустилась на стул, послушно кивнула мачехе, послушно взяла ложку. Бульон разлился внутри целительным теплом, и на губах Лизаветы впервые за вечер заиграла улыбка. Подумалось: может, не так уж и плохо просто вернуться домой.

А потом появился отец. Сначала она не увидела его, а услышала — хлопнула дверь, мачеха поспешила его встречать, лихорадочно зашептала, рассказывая главную новость дня. Что-то грохнуло и разбилось, отец переспросил:

— Что?! — так громко, что на мгновение Лизавете показалось, будто он стоит за спиной.

— Тише! — шикнула на него мачеха и снова забормотала так, что слов было не различить, пока они не приблизились к дверям в столовую. — Будь с ней поласковее.

Лизавета заставила себя повернуться на звук шагов, улыбнулась устало.

— Лизонька… — отец вдруг растерял весь свой зычный голос.

Он подошёл к ней медленно, словно боялся спугнуть, как лесного зверька. Лизавета сидела спокойно, давая разглядеть свои черты, да и сама украдкой рассматривала отца. Тот постарел, цвет лица изменился, будто в него добавили серые краски. Да уж, разлука его потрепала.

— Ты вернулась? Как… что случилось? Как ты себя чувствуешь? С тобой всё в порядке? — Лизавета не успевала отвечать на вопросы, и тогда отец просто схватил её в охапку и стиснул в объятиях, словно желая убедиться, что она настоящая и никуда не сбежит. — Боже, ты же совсем тоненькая стала!

— Да? — неожиданное замечание заставило Лизавету разлепить губы: она не замечала, что изменилась ещё и внешне. — Но я нормально питалась…

— Да уж конечно! — отец только фыркнул. — Держали тебя, поди, впроголодь! Мне Марфа сказала, в каком виде ты пришла: волосы спутаны, коленки разбиты… Скажи, он обижал тебя, да?

Удивительно, но в голосе отца слышались отголоски надежды. Он хотел услышать, что водяной навредил Лизавете. Но она не могла его так обрадовать:

— Нет. Нет, это не водяной.

— А кто? Кто-то из его приспешников?

«Ага, леший», — подумала Лизавета и неожиданно для себя усмехнулась. Отец странно посмотрел на неё, но ничего не сказал — видимо, списал её поведение на пережитое потрясение.

— Нет, — Лизавета покачала головой чуть настойчивее. — Со мной хорошо обращались. А это… просто случайность. Меня не могли доставить прямо к порогу, пришлось долго идти пешком, а потом я ещё и споткнулась. Но никто мне ничего не сделал, правда.

— Тогда почему ты сбежала?

— Но я не сбежала. Я же сказала — меня отпустили, я даже до…везли на окраину города. Всё в порядке.

— Как же, как же, — отец покивал, явно не веря.