Жена

I went into the drawing-room and sat there in the dark.	Я вышел в гостиную и сел там в потемках.
My wife's sobs, her sighs, accused me of something, and to justify myself I remembered the whole of our quarrel, starting from my unhappy idea of inviting my wife to our consultation and ending with the exercise books and these tears.	Всхлипывания жены, ее вздохи обвиняли меня в чем-то, и, чтобы оправдать себя, я припоминал всю нашу ссору, начиная с того, как мне пришла в голову несчастная мысль пригласить жену на совещание, и кончая тетрадками и этим плачем.
It was an ordinary attack of our conjugal hatred, senseless and unseemly, such as had been frequent during our married life, but what had the starving peasants to do with it?	Это был обычный припадок нашей супружеской ненависти, безобразный и бессмысленный, каких было много после нашей свадьбы, но при чем же тут голодающие?
How could it have happened that they had become a bone of contention between us?	Как это могло случиться, что они попали нам под горячую руку?
It was just as though pursuing one another we had accidentally run up to the altar and had carried on a quarrel there.	Похоже на то, как будто мы, гоняясь друг за другом, нечаянно вбежали в алтарь и подняли там драку.
"Natalie," I said softly from the drawing-room, "hush, hush!"	- Natalie, - говорю я тихо из гостиной, - полно, полно!
To cut short her weeping and make an end of this agonizing state of affairs, I ought to have gone up to my wife and comforted her, caressed her, or apologized; but how could I do it so that she would believe me?	Чтобы прекратить плач и положить конец этому мучительному состоянию, надо пойти к жене и утешить, приласкать или извиниться; но как это сделать, чтобы она мне поверила?
How could I persuade the wild duck, living in captivity and hating me, that it was dear to me, and that I felt for its sufferings?	Как я могу убедить дикого утенка, живущего в неволе и ненавидящего меня, что он мне симпатичен и что я сочувствую его страданию?
I had never known my wife, so I had never known how to talk to her or what to talk about.	Жены своей я никогда не знал и потому никогда не знал, о чем и как с нею говорить.
Her appearance I knew very well and appreciated it as it deserved, but her spiritual, moral world, her mind, her outlook on life, her frequent changes of mood, her eyes full of hatred, her disdain, the scope and variety of her reading which sometimes struck me, or, for instance, the nun-like expression I had seen on her face the day before -- all that was unknown and incomprehensible to me.	Наружность ее я знал хорошо и ценил по достоинству, но ее душевный, нравственный мир, ум, миросозерцание, частые перемены в настроении, ее ненавидящие глаза, высокомерие, начитанность, которою она иногда поражала меня, или, например, монашеское выражение, как вчера, - всё это было мне неизвестно и непонятно.
When in my collisions with her I tried to define what sort of a person she was, my psychology went no farther than deciding that she was giddy, impractical, ill-tempered, guided by feminine logic; and it seemed to me that that was quite sufficient.	Когда в своих столкновениях с нею я пытался определить, что она за человек, то моя психология не шла дальше таких определений, как взбалмошная, несерьезная, несчастный характер, бабья логика - и для меня, казалось, этого было совершенно достаточно.
But now that she was crying I had a passionate desire to know more.	Но теперь, пока она плакала, у меня было страстное желание знать больше.
The weeping ceased.	Плач прекратился.
I went up to my wife.	Я пошел к жене.