Жена

В ранний и самый плодотворный период карьеры Каслмана его вторая жена Джоан всегда была рядом.

«Она была очень тихая», – вспоминает Лев Бреснер. «Ее молчаливость казалась загадочной, но ее присутствие действовало бодряще. Джо был нервным, а она – очень спокойной».

Другой писатель, пожелавший остаться анонимным, отмечает что Каслман всегда предпочитал держаться рядом с женой, за исключением случаев, когда «выходил на охоту».

Читая эти строки сейчас, я по-прежнему злюсь, представляя молодого Джо, выходящего на охоту, таящегося по углам и высматривающего красивых женщин. Порой ему вовсе не приходилось охотиться; они сами к нему приходили, а он не противился. Разумеется, это была правда, и я, наверное, всегда знала, что это часть сделки, – с того самого момента, как в его кабинете в колледже Смит наши колени соприкоснулись.

Его развод, как ни странно, прошел без осложнений; поскольку Джо нечего было предложить Кэрол – ни денег, ни собственности, ведь даже дом на Бэнкрофт-роуд был съемным – ей нечего было ему предъявить. Конечно, из жестокости она могла бы вынудить его выплачивать им с Фэнни самые большие алименты, но это было не в ее стиле. Вместо этого она прекратила с ним все контакты. У Кэрол была семья в Калифорнии, в Сосалито, причем небедная; они готовы были поддержать и ее, и ее ребенка. Денег у Джо она брать не стала, просто забрала дочь. А Джо, несмотря на всю любовь к малышке, несмотря на все его вздохи и монологи об отцовстве и родничке на макушке ребенка, отпустил Фэнни.

Сначала он упрямился. Потребовал составить график посещений в письменном виде; заявил, что хочет быть отцом. Его несчастье, по всей видимости, радовало Кэрол; та звонила ему в Нью-Йорк и донимала его, говорила, что Фэнни меняется день ото дня, как в научно-популярных фильмах, которые показывают школьникам, – там цветок распускается в ускоренной съемке. Она говорила, что Фэнни становится похожей на него, что она смышлена не по годам, что она потрясающая, и она, Кэрол, намерена сделать так, чтобы малышка забыла об отце, который участвовал в ее создании.

– Не будь такой стервой, Кэрол, – подслушала я однажды их разговор. – Ты ей жизнь испортишь.

А Кэрол наверняка ответила, хоть я и не слышала:

– Нет, Джо, ты уже это сделал.

В конце концов он перестал с ней спорить. Отступил, уступил ей все, что осталось от их неудачного брака. Фэнни увезли в Сосалито, и навещать ее стало сложно, хотя однажды много лет спустя он все же заехал, когда был в Калифорнии в рекламном туре. В другой раз мы собрали целую коробку с игрушками и отправили в Калифорнию, но ответа не последовало. Одно время Джо посылал письма; на некоторые Кэрол даже коротко отвечала, другие игнорировала, и через некоторое время Джо утратил интерес. При упоминании имени Фэнни он вздыхал все реже. Она превратилась в призрака, встала в один ряд с мертвыми в галерее потерянных оплакиваемых душ: властной матери, меланхоличного отца.

Джо до сих пор считал, что его первый брак не удался главным образом по вине Кэрол. Свою вину он считал незначительной. Его версия событий была такой: после рождения ребенка Кэрол перестала заниматься с ним сексом и не начала даже спустя несколько месяцев, когда швы после эпизиотомии зажили и для отказа не осталось медицинских причин.

– Я боюсь, что ты меня разорвешь, – сказала она ему в постели.

– Ты с ума сошла, – ответил он, но войти не успел – он только начал располагаться сверху, оба пытались устроиться поудобнее, он коснулся ее своей мошонкой, и она оттолкнула его и заплакала.

– Я не мог сделать тебе больно, – сказал он. – Я даже не приблизился толком. В чем дело?

Но Кэрол могла только плакать, а потом, к ее облегчению, ребенок тоже заплакал, и ни о каком сексе уже не могло быть и речи. Слава богу, подумала Кэрол. Блин, подумал Джо и еще долго лежал и злился, думал, почему больше ее не привлекает и зачем женщины так поступают, меняют правила, питают необъяснимую неприязнь. Ведь ее реакция могла объясняться только одним: неприязнью. Она не желала к нему прикасаться, не желала, чтобы он прижимался к ней, оставлял на ней свой запах и следы от щетины на щеках, не желала вставать из позы эмбриона, в которой пребывала с момента рождения Фэнни.

А он не хотел оставлять все, как есть, позволять ей замыкаться и следовать сценарию типичного преподавательского брака.

– Господи, Кэрол, – убеждал ее он, – ничего с тобой не случится.