Я убедила себя, что не слышала плача мужа по погибшему сыну из-за рева мотора; что в небе, стремительно набирая высоту, рассекая воздух… в небе, где он всегда видел один пейзаж, следовал одному курсу и был всегда гораздо более значимым, чем на земле…
…мой муж нашел возможность оплакать нашего сына.
Я гляжу на него, пока он спит в убогой хижине на пустынном берегу, так же, как он смотрел на меня в ту ужасную ночь много лет назад. Подавив свой гнев, я поправляю его одеяло, с удивлением обнаруживая скрытый даже от меня ручеек нежности внутри себя к этому человеку и всему, что мы пережили вместе.
Это неожиданный, желанный подарок – спокойные, мирные мгновения, и я решаю дать ему поспать немного дольше, прежде чем его предательство снова наполнит меня гневом, так же неотвратимо, как волны, разбивающиеся снаружи о скалы.
Прошло сорок два года, думаю я, глядя на своего умирающего мужа, но до сих пор мы так и не смогли полностью постичь все то, что потеряли в ту ужасную мартовскую ночь.
Глава двенадцатая
– Хайль Гитлер!
Толпа прокричала эти слова, в едином порыве вскинув руки. Тревожно ерзая на своем месте, я не знала, что делать. Надо ли присоединиться? Я была благодарна за букет, который держала в руках; наклонив голову, я вдохнула запах белых, похожих на звезды цветов – эдельвейсов, как сказала мне молодая девушка, которая преподнесла мне их со скромным реверансом.
Я взглянула на Чарльза. Он сидел рядом со мной, выпрямившись, как всегда; никогда он не сомневался в том, что надо делать, как себя вести. Он просто был самим собой, не обращая внимания на чужое мнение, даже в этой толпе, и я не могла не восхищаться им. Канцлер Гитлер собственной персоной стоял на платформе в нескольких десятках метров от нас. Красные флаги со свастикой – черным знаком, похожим на лопасти пропеллера, поворачивающиеся в обратную сторону, висели перед ним, позади него, над ним; они свешивались с каждого балкона и парапета огромного стадиона «Олимпия». Белые олимпийские флаги с переплетенными кольцами тоже присутствовали, но по количеству не могли даже приблизиться к флагам нацистской партии.
Наши принимающие на этот день, герр Геринг и его жена, сидели около нас в частной ложе; Трумэн и Кей Смит, американский военный атташе и его супруга, также были рядом. Мы находились в Берлине уже больше недели, и сегодня наш последний день пребывания совпал с открытием летних Олимпийских игр 1936 года. Чарльз надеялся, что нам удастся поговорить с канцлером Гитлером, но теперь стало ясно, что он должен удовлетвориться лишь возможностью сидеть рядом с ним.
Настоящий спектакль, в который была превращена церемония открытия, не предусматривал никакого содержательного разговора; возбужденная толпа, нескончаемые залпы салютов, песни; я охрипла от криков. Я не особенно хорошо говорила по-немецки; мне этот язык казался резким и грубым; мое ухо не находило его благозвучным, и поэтому ум просто отказывался понимать его. Во время нашего пребывания я надеялась на Кей как на переводчицу.
– Разве сегодня не прекрасный день, герр полковник? Разве Берлин не прекрасный город? Уверен, что вам он показался именно таким, хотя вы, безусловно, побывали во многих городах, не так ли?
В восторге от собственной шутки герр Геринг шлепнул себя по ляжке. Он говорил на прекрасном английском, хотя и с сильным акцентом. Это было сюрпризом, поскольку сам он больше всего был похож на свиновода из детской книжки – огромный, тучный, с сияющим широким крестьянским лицом.
Чарльз вежливо улыбнулся.
– Да-да, – громко проговорил он, стараясь перекричать приветствия толпы, когда следующая делегация атлетов строем вошла на стадион, – Берлин производит глубокое впечатление. Мы в восхищении от нашего пребывания здесь.
– Мы так горды, что вы проинспектировали подразделения люфтваффе – в Америке вы называете это военно-воздушными силами. Вы сами военный, и нам очень важно ваше мнение.
– Я польщен. Хотя как военный я не могу дать каких-то серьезных советов, вы понимаете. Если бы Соединенные Штаты и Германия были бы союзниками, тогда другое дело.
– Конечно. Мы просто рады, что вы наконец посетили Германию. Франция и Англия не могут одни узурпировать вас!
И Геринг снова расхохотался, хотя это больше было похоже на рев осла. Он был очень весел, общителен и готов к услугам. Хотя имел не самые изысканные манеры. Меня удивляло, как он смог подняться до такого положения – министра люфтваффе – в правительстве канцлера Гитлера.
Его жена снисходительно улыбалась; это была настоящая Брунгильда, дочь скандинавских богов. Дородная, розовощекая, с белокурыми косами, уложенными короной на голове, почти такого же роста, как и ее муж. Со мной она обращалась очень холодно.
Толпа снова взревела.
– Смотрите! Это американская команда!