Жена башмачника

Антонио, пролетавший мимо, помахал матери. Энца наблюдала, как Бетси Мадич, которой тоже исполнилось семнадцать, в короткой красной бархатной юбке, белых вязаных колготках и белом свитере, со смехом ухватила Антонио за руку. Энца улыбнулась, вспомнив, как эта парочка гоняла на роликах по Вест-Лейк-стрит.

Антонио был влюблен в Бетси, тут и гадать не надо. Стройная красавица, унаследовавшая от матери темные волосы и голубые глаза, собиралась поступить в медицинскую школу при университете Миннесоты, за который Антонио надеялся играть в баскетбол. Энца иногда заводила с Антонио беседы о девушках, разговоры эти получались у нее плохо. В такие минуты она особенно остро чувствовала отсутствие Чиро – как чувствуют ампутированную конечность. Иногда на нее даже накатывала обида – как он посмел бросить сына на ее попечение. Годы шли, и с каждым из них Энца лишь все сильнее нуждалась в Чиро.

К ней подкатили Антонио с Бетси.

– Мам, можно мне после катка пойти к Бетси?

– Мама испекла повитицу, – добавила Бетси.

– А ты не собираешься помочь мистеру Унчини залить каток?

– Собираюсь. Но потом хочу пойти к Мадичам.

– Ладно. Ключ у тебя с собой?

– Да, ма.

– Только очень поздно не задерживайся, va bene?

– Va bene, мама. – Антонио подмигнул матери.

Ближе к вечеру мистер Унчини по прозвищу Унч поставил «Доброй ночи, Ирэн» и закрыл каток. Подростки расселись по машинам, чтобы ехать домой или в «Пиццу Чоппи», которая недавно открылась на Мэйн-стрит.

– Антонио, почистишь лед перед заливкой? – попросил мистер Унчини.

Антонио вытащил из подсобки при катке проволочную метлу и принялся нарезать круги, счищая осколки и ледяную стружку. Когда он выровнял поверхность, мистер Унчини раскрутил пожарный шланг. Антонио переобулся в ботинки и помог мистеру Унчини открыть тугой кран. Пока вода покрывала каток, Антонио болтал со старым другом отца.

– Как дела в школе?

– Отлично, если не считать математику. Не удалось получить высший балл. – Антонио удрученно вздохнул.

– У вас с Бетси, похоже, все серьезно.

– Вы что, говорили с моей мамой?

– Антонио, у меня есть глаза!

– Я хочу на ней жениться.

– Точно серьезно.

– Ну не прямо сейчас, конечно. После колледжа.

– Хороший план. За четыре года многое может измениться. Это целая жизнь.

– Вот и мама так же говорит.

– Знаешь, твой отец незадолго до смерти навестил меня. И теперь, когда ты собрался в колледж, думаю, я должен тебе кое-что сказать. Он попросил меня присматривать за тобой.

– Да, Унч, вы всегда так и делали.

– Я надеюсь, это не слишком бросалось в глаза.

– Вы плакали, когда я пел «Panis Angelicus» в церкви Святого Иосифа. Это очень бросалось в глаза.

– Я только хотел, чтобы ты знал, что я старался заменить тебе отца. Конечно, это невозможно, но я обещал ему быть рядом с тобой.

– Каким ты его помнишь, Унч? Мама плачет, когда я ее об этом спрашиваю. Я хорошо его помню, но совершенно не представляю, каким бы он был сейчас, что бы сказал.

– Чиро был порядочным человеком. Но любил повеселиться. Он был честолюбив, но не до крайности. Я любил его, потому что он был истинным итальянцем.

– Что такое истинный итальянец?

– Он любит свою семью и любит красоту. Итальянцу в жизни важны только эти две вещи, потому что в самом конце лишь они укрепят твой дух. Семья соберется вокруг и поддержит тебя, а красота вознесет тебя на небеса. Твой отец был предан твоей матери. А ботинки он шил, как я жарю омлет. Бывало, болтаешь с ним, а он измеряет, чертит, прикалывает выкройку к куску кожи – и вот уже сшивает, полирует, наводит лоск, оглянуться не успеешь, ботинки готовы. Словно это легче легкого. Но это был тяжелый труд.

Мистер Унчини повернул кран, перекрывая воду. Антонио смотрел на голубой лед. Вода заполнила каждую выбоину и уже успела схватиться. Морозный воздух был недвижен, и, когда вода перестала шуметь, воцарилась полная тишина.

Антонио представил, как отец обходил всех своих друзей с просьбой заменить его, когда он умрет. Сердце его сжалось от тоски. Сморгнув слезы, он принялся закрывать ворота катка.

– Ты что, плачешь? – испуганно спросил мистер Унчини.

– Просто холодно очень, – ответил Антонио.

– Антонио, в тебе уже шесть футов три дюйма, – сказал доктор Грэм, записывая измерения. – Весишь ты двести пятнадцать фунтов, и все это одни мускулы. – Доктор хохотнул. – Уже решил, куда пойдешь учиться после школы?

– Университет Миннесоты предлагает мне четырехлетнюю стипендию.

– Еще бы не предлагали!

– Но я собираюсь в Нотр-Дам[102].

– Молодец!

– Хочу играть на профессиональном уровне.

В кабинете доктора Грэма зазвонил телефон.

– Уже иду. – Он повесил трубку. – Антонио, пожалуйста, беги к матери. Скажи, что Паппина Латини в больнице.

Антонио пулей преодолел милю, отделявшую больницу от дома. Через считанные минуты он уже распахивал дверь, зовя мать. Когда они поднялись на холм, Луиджи и его дети сидели в приемном покое. Перепуганные, они жались друг к дружке.

Анжела плакала.

– Что случилось, Луиджи?