Иначе Харальд может снова послать Неждану к ней. Он всегда поступает по-своему. Вон и Красаву с больной рабыней тогда выпорол. Хотя она просила их пожалеть.
А так выйдет, что Красава сама отказалась. При стражниках.
— Да ты что, Забавушка… — испуганно выдохнула Красава.
И вдруг рванулась в дальний конец рабского дома. Нартвег рядом что-то пробормотал, один из мужиков, стоявших за ним, перепрыгнул через нары, оказавшись во втором проходе. Понесся туда же, куда побежала Красава.
— Нет, — крикнула Забава. Оглянулась на нартвега, потребовала: — Верни. Не надо.
И подумала, стискивая рукоять — еще не хватало, чтобы она стражников на бабу натравливала. И так стыдно до того, что щеки горят. И шею сводит от противной судороги…
Мужик что-то крикнул, убежавший вернулся. Забава вздохнула. Сказала громко, на весь рабский дом:
— Иди сюда, Красава. Скажешь несколько слов, и все. Иначе я сама я пойду за тобой. Побереги личико. А то ведь попорчу. Возвращайся.
— Хочешь, я ее приведу? — громким шепотом предложила вдруг Неждана.
Забава глянула на рабыню с жалостью. Подумала — ох и рискует девка. Видать, допекла ее Красава.
— Ты тут стой. Мало ли как оно потом повернется.
Красава все не приходила, и Забава шагнула вперед. Один из стражников снова вскочил на нары, пробежался, спрыгнул в проход уже перед ней.
— Так надо, — прогудел над ухом нартвег, шедший следом. — Тут темно, вдруг баба нападет…
Красава попыталась выскочить во второй проход — но чужанин, что шел перед Забавой, перепрыгнул через нары. И перерезал ей путь.
Красава замерла на месте, в полутьме. Отблески далекого светильника высвечивали лоснившийся нос, гладкий лоб, широко распахнутые глаза.
Надо собраться, лихорадочно подумала Забава. Пригрозить Красаве так, чтобы поверила — если не сделает, как ей велят, потом пожалеет.
Ненавидь, но не позволяй себе бояться…
— Повторяй за мной, — низким и каким-то чужим голосом приказала Забава.
А потом заявила уже на нартвегском:
— Я эту рабыню не хочу. Отказываюсь от нее.
Красава кое-как повторила сказанное, нещадно коверкая слова.
А теперь к Харальду, подумала Забава, отворачиваясь от нее.
Нартвег, стоявший за спиной, аккуратно отловил в полумраке ее ладонь, забрал кинжал.
— Вдруг споткнешься, Кейлевсдоттир. Еще поранишься…
Из рабского дома Свальд почти бегом вылетел на берег. Там разминались люди, звенели мечи, слышались веселые выкрики.
Он постоял в проходе между навесами, остывая и вспоминая то, что сказала ему наглая девка. Усмехнулся. Отчаянная…
У него было два выхода — или выкупить ее у Харальда и приглядеть за тем, чтобы молчала, или свернуть ей шею за сараями. По-тихому. Иначе рано или поздно у него за спиной воины начнут насмешливо переглядываться. Похохатывать. Если дойдет до деда, то старый Турле при следующей встрече непременно спросит ядовито, не пора ли внуку снять штаны и одеть бабье платье, которое подойдет ему больше…
Свальд сморщился. До чего он дошел? Думает, как бы прикончить какую-то рабыню. Интересно, получилось бы у него сделать так, чтобы эта девка в рот ему заглядывала?
Он огляделся, задумался. Раньше получалось.
Только сначала лучше бы ее выкупить. Так оно спокойнее.
Свальд еще какое-то время стоял на берегу, а потом пошел искать Харальда.
Харальд шел вдоль крепостной стены.
Бродил он тут не столько ради того, чтобы проверить посты, сколько для того, чтобы еще раз подумать.
Прошлая ночь все вспоминалась — и распускалась в его памяти серым холодным туманом, посреди которого светом и теплом горело тело Сванхильд. Нельзя сказать, что этой ночью он не получил своего удовольствия, совсем нет. Но…
Но оно было непривычно сильным. Накрывающим с головой, как штормовая волна. И Сванхильд после этого тут же уснула, к тому же крепко.
И сейчас, когда Харальд шагал вдоль крепостной стены, он все вспоминал, как девчонка провалилась в сон — быстро, сразу же, едва он перевалился на бок, улегшись рядом с ней. Уже посветлевший, уже такой, как всегда…
Вчерашний сон Сванхильд чем-то походил на то забытье, в которое она провалилась на его драккаре, сразу же после Веллинхела.
Надо поговорить с родителем, решил Харальд, глянув на крыши Йорингарда, полого спускавшиеся вниз, к фьорду. За ними пронзительно синела гладь морской воды. Пускала блики под холодным, уже зимним солнцем.
У Змея и до него были сыновья, он должен знать, как они менялись. Что случалось с их женщинами…
Во всяком случае, больше ему спрашивать не у кого.
Вот только человека, годного в жертву, под рукой сейчас не было. Даже мужика, предавшего ради сына и принесшего в его опочивальню гостинец от Ермунгарда, Харальд отпустил — велев больше никогда не попадаться ему на глаза.
Одна надежда на то, что Ермунгард уже достаточно оклемался, раз уж его сын продолжает меняться. И придет на зов даже без жертвы…
Тут, обрывая его размышления, сбоку торопливо подошел Свальд. Бросил на ходу:
— Доброго дня, брат. Мне нужно с тобой поговорить.
Харальд, останавливаясь и разворачиваясь, окинул того взглядом. Спросил спокойно:
— Кто-то сломал тебе нос, Свальд?