Жена без срока годности

— Сказать, зачем я я тебе позвонила? Мне действительно нужна твоя помощь, но не с паспортом. Мне нужно вывезти в Штаты больного ребенка. Там его ждет принимающая сторона. Мы его… Ее здесь удочерим, а там я уже разберусь, как передать права на нее американской паре. Ты прописываешь меня, показываешь свой доход, мы рассказываем органам опеки, что уже успешно вырастили сына. Затем втроем летим в Израиль, где ты оформляешь в российском консульстве доверенность на меня. Я тем временем в американском делаю ей гостевую визу. И все… Наши пути расходятся. Мне нужно это провернуть как можно быстрее. Девочке необходимо лечение, а мне нужно выходить на работу. Согласен?

— Ты совсем дура, что ли? — наконец-то изменил он позу и откинулся на спинку стула.

— Не поверят? — улыбнулась я змеиной улыбкой. — Поверят, обещаю. Заплатишь, и суд быстро соберут. Тут тоже они должны по-человечески подойти и быстрее выпустить нас в Израиль. Ты еще свои счета из израильской клиники можешь предоставить в качестве доказательства того, что ты знаком с израильской медициной и доверяешь в плане здоровья исключительно жидам. Ну?

— Ты ненормальная? — подкорректировал он немного свой посыл в мой адрес.

Я взяла стул и села напротив, водрузила локти на стол.

— Андрей, я очень даже серьезно говорю сейчас. Ребенок болен, тут он никому не нужен, а там его ждет обеспеченная американская семья и шанс на жизнь. От тебя требуется только юридическая помощь и поездка в Израиль. Все. Ты никогда не обманывал государство? — спросила уже с вызовом. — Может, это действительно пример настоящей лжи во спасение. Хотя мы даже не лжем. Мы женаты по закону Российской Федерации. Все честно.

Андрей скривился. Что, правда, сказанная мной, так сильно разнится с тем, что он талдычит мне которой день — что мы по-прежнему женаты?

— Американцы никогда бы тебя о таком не попросили. Не пудри мне мозги, Мариночка. Думаешь, поверю и сбегу? Ты от меня не избавишься. Так просто.

— А сложно избавиться получится? — я выдержала паузу и, когда Андрей ей не воспользовался, продолжила: — Я говорю правду. Мои знакомые хотят спасти девочку. Моя дочь занимается больными детьми и нашла о ней всю информацию. Пожалуйста, сделай благое дело и спаси ребенка. И это тебе зачтется, там.

— Не спешите нас хоронить, у нас еще здесь дела… — пропел Андрей себе под нос.

— Не юродствуй, — сжала я губы.

— Отчего же… С тобой не жизнь, а песня… Ну что же ты моим цветам совсем не рада… О, сколько раз я сам себе твердил: не надо ей цветы дарить…

— “Белые розы” из каждого матюгальника, помню… Я тут на Невском их рок-вариант от молодежи услышала. Прямо классика стала. Визитная карточка Питера…

— Ты сейчас серьезно говоришь?

— Про “Ласковый май”? — не изменилась я в лице, хотя бы надеялась на это.

— Про ребенка?

Лицо у Андрее впервые стало серьезным, морщины жесткими, виски более контрастными.

— Да, Андрей. Это не шутка. Было бы прекрасно, если бы мы сумели провернуть это благое дело.

— Аферу…

— Называй, как хочешь.

— А если тебя кинут? Что ты с больным ребенком будешь делать?

— С чего это меня должны кинуть? Я знаю этих людей всю жизнь.

— Кидают обычно люди, от которых ожидаешь это меньше всего.

— Я в этом человеке уверена, как в самой себе.

— Ты решила взять больного ребенка?

Я не отвела взгляд, он только сделался более жестким.

— Нет, это не для меня. Я на такое не способна.

— Тогда тем более не делай этого, потому что если тебя кинут, ты останешься с инвалидом на руках против своей воли.

— Мы останемся. Ты этого боишься?

— Нет. Ты останешься, — подчеркнул Андрей грубым тоном.

— Ну так какое твое дело? Какое тебе дело до меня? Я понесу свой крест, как несла все эти годы. Какое твое дело, спрашиваю? Пожалуйста, помоги вывезти девочку. Ее Машей зовут.

— Прости, — не опустил он глаз. — Я не могу на такое подписаться.

— Ты ни на что не подписываешься…

— Нет, там будет стоять моя подпись, и я не смогу оставить тебя одну с больным ребенком.

— Со здоровым смог…

— Хватит! — Андрей резко поднялся, дошел до арки, ведущей из кухни в салон, и схватился за нее руками, распяв себя в воздухе. — Я не бросал тебя. Ты сделала все, чтобы мне некуда было вернуться…

— Ну да…

Он обернулся и держался теперь за стену только одной рукой.

— Даже если я сделал ошибку в двадцать пять, это не значит, что я повторю ее в сорок пять. Если я подпишу с тобой хоть какое соглашение, я буду его выполнять.

— То есть повесишь на меня ребенка, не сделав мне в Израиле доверенность? Так изволь тебя понимать?

Взгляды встретились. Да они, кажется, и не разлучались никогда. Так мы смотрели друг на друга в нашу последнюю встречу двадцать лет тому назад.

— Когда ты плела мне про усыновление по телефону, я был уверен, что ты надо мной стебешься. У тебя серьезно это в голове? Тебе мало двух детей было?

Каков вопрос, таков ответ — тебе явно было мало бросить двоих… Но этого я не сказала.

Глава 22. Баба с серпом