Жена Болотного царя

Первым ожил царь. Отыскал где-то набор Ллэт, перебинтовал мою руку, убедился, что я просто бледная, а не предобморочно бледная, зачем-то выключил свет и, опираясь спиной о дверь, тяжело опустился на пол, буквально заперев меня собой в этой комнате.

В темноте камень под рубахой светился особенно ярко, и ткань не могла уже скрыть его сердитого мерцания.

Мне пахло кровью, руку дергало от боли, рану щипало от жидкости, которой царь щедро залил мою ладонь, ногам было холодно, а в груди пусто.

Я была кругом виноватой, слабой и никчемной, не способной даже достойно отомстить… пусть даже в предложенной царем мести не было ничего достойного.

Я должна была Ксэнару и его семье больше, чем когда-нибудь смогла бы отдать. И все, что могла сейчас сделать, — неблагодарно потревожить одиночество царя.

Он не возражал, когда я села рядом и привалилась к его плечу.

И слабо поморщился, когда я заговорила:

— Я была прикована к дереву и понимала, что не доживу до рассвета, что еще мне оставалось делать? Арис предложил мне спасение и месть, попросив взамен вещь, о которой я не имела представления. Я ведь тогда не знала, что он задумал и что такое на самом деле Сердце Топи и… где оно будет спрятано. — Я покосилась на царя, казалось, он начал светиться ярче. Тонкие сияющие нити поднимались из-за ворота рубахи по шее. — А когда все узнала, было уже слишком поздно.

— Если ты считаешь это достаточным оправданием…

— Не считаю. — Я была не в том положении, чтобы перебивать его или что-то просить, но последняя надежда на безболезненный исход все еще теплилась в моей груди. — Но я прошу дать мне второй шанс. Помните… помните, вы мне царскую награду обещали? За спасение?

Ксэнар фыркнул, не зло, устало и будто поражаясь моей наглости.

— За спасение от нечисти, которую ты натравила на поселение?

— Не я. Арис. Я ничего не знала и сама очень испугалась.

— Рагда, ты понимаешь, что тебе грозит за все то, что вы с магом сделали? — Несмотря даже на то, что он потратил столько сил, чтобы дать мне возможность отомстить, Ксэнар не хотел меня прощать.

Очень странный и очень нелогичный эва.

— Если я все правильно помню, судить меня будут Топи?

Кажется, помнила я что-то не так. Царь странно посмотрел на меня:

— Ты бы рискнула?

— А есть альтернатива?

— Казнь.

— Тогда рискнула бы. Да. — Я рывком отстранилась от Ксэнара, завозилась неловко, стараясь не нагружать раненую руку, и повернулась к нему лицом. Заглянула в светящиеся зеленые глаза и решительно проговорила: — Я готова рискнуть. Хочу. Пусть Топи решают, насколько я виновата.

Какое-то время Ксэнар просто меня разглядывал. Хмурился, думая о чем-то не очень ему приятном. И мрачно вынес мне приговор:

— Я не готов.

Внутри что-то оборвалось. Признание его прозвучало так страшно, что сразу становилось понятно: он не готов так рисковать, опасается, что я вернусь из Топей живой и ему придется как-то со мной мириться.

Одну ночь в Топи я пережила… Да, на самой границе и только одну, и мне тогда дико повезло. Но кто может поручиться, что мне не повезет еще раз?

— И что, казнь?

Ксэнар утомленно потер переносицу. Он невероятно от меня устал.

— Я не смогу тебя приговорить. — Мне показалось, что я ослышалась, но царь безжалостно продолжил, не давая мне времени на размышление: — Ты никому и никогда не расскажешь того, что рассказала сегодня мне, поняла?

— Д-да.

— Утром покажешь, где оставила амулет мага.

— Хорошо.

— А теперь исчезни с глаз моих.

Я кивнула, не в силах сказать что-то еще, и осталась сидеть на месте, почти не дыша и не моргая.

Сейчас уйти я могла только через окно, дверь была заблокирована царем. Но, впрочем, третье его повеление я ничем не нарушала.

Отдав последний приказ, Ксэнар закрыл глаза и больше их не открывал.

Я сидела долго и сначала решила, что он просто уснул, но, когда коснулась его руки, поддавшись секундному порыву, запаниковала.

Царь был холодный, как самый настоящий покойник.

Он застонал сквозь сжатые зубы, когда я попыталась укутать его в одеяло, ответственно стащенное мною с кровати, приоткрыл один глаз и зло спросил:

— Ты еще здесь?

Я не испугалась, обрадовалась даже.

— Это хорошо, что вы в себя пришли, поднимитесь, пожалуйста. Вам на полу совсем не стоит спать.

Он подчинился, и, пока я тащила его к постели, никак не могла отделаться от мысли, что такое уже было…

Я устроила Ксэнара как могла, закутала всем, что нашла, и замерла на краю постели, до побелевших костяшек стиснув его холодную ладонь.

Больше царь в себя не приходил до самого утра, а я так и сидела, тиская его руку и размышляя о разном.

Сначала мне казалось, что я правильно поступила, все рассказав, но неопределенность моего будущего быстро привела меня к выводу, что этого все же не следовало делать. Потом я жалела о том, что не убила Аратана, но не могла не похвалить себя за присвоение короны. И в то же время изнывала от понимания, что Пламенеющий не спустит мне с рук ни наглого явления в замок, ни тем более вопиющей кражи, случившейся на его глазах.

Думала об Агнэ и Сэнаре. И о том, как теперь на меня будет смотреть царь…