Жена Болотного царя

— Выражение лица у тебя плохое. И мне хочется знать, чем это закончится. — Он усмехнулся. — Зная тебя, могу предположить, что слезами или дракой. И если последнее, то мы все прекрасно знаем, кого ты будешь бить.

Сэнар выразительно указал на себя.

— Потому мне нужно знать, чем все закончится. Если слезами, то я смогу тебя даже утешить… я достаточно выпил. Если же…

— Сэнар, — одернул его царь.

Эва насупился.

— Разве я что-то не так сказал? — проворчал он, отворачиваясь к камину.

— Могу вас заверить: плакать я определенно не собираюсь, — злорадно призналась я.

Сэнар оскорбился, залпом допил содержимое бокала — меня всю перекосило, а он даже не поморщился, порывисто встал и с гордо поднятой головой удалился.

И мой ехидный вопрос, брошенный уже в спину, проигнорировал.

— Вы же не испугались?

Сэнар ушел.

Оставшись наедине с царем, я совсем загрустила.

— Я мирная, — не очень убедительно попыталась заверить его в своей исключительной неопасности и сникла.

Несказанные слова перезревали во мне, уже совсем скоро они начнут загнивать, и я ничего не смогу исправить.

Но я продолжала молчать.

Ксэнар будто чувствовал что-то. Смотрел на меня, но вопросов не задавал.

Ловил мои виноватые напряженные взгляды исподлобья и ждал.

Сначала я была ему за это благодарна, но время шло, я не могла заставить себя произнести хотя бы слово и начинала ненавидеть его. И за терпение, и за молчание. И за это усталое спокойствие, застывшее на его лице.

Я струсила.

Выбралась из кресла, пробормотала что-то бессвязное и сбежала. Но на середине лестницы, терзаемая сомнениями, застыла. Развернулась.

Спустилась немного, прислушалась к тишине. На втором этаже было тихо, и мне почти удалось убедить себя вернуться, но вот послышался шорох и тяжелые шаги, и я быстро, перескакивая через ступени, бросилась наверх.

Добежала до своей комнаты, ввалилась в холодную темноту, захлопнула дверь, прижалась к ней спиной… И все.

Не плакала. Просто разделась и легла в постель. И пролежала так несколько часов, глядя в потолок. Ждала, когда станет совсем невмоготу и слова сами начнут рваться с языка. Вспоминала, как бежала по лесу по щиколотку в воде, как оскальзывалась и боялась. Как позже тащила на себе раненого Ислэ и не верила, что он выживет.

И как пробиралась вслед за Ксэнаром по зловеще тихим, полным опасности улочкам поселения, уже ставшего мне родным. Как плакала Агнэ.

И Сэнара, белого, злого и обессиленного.

Во втором часу ночи, накрутив себя до предела, я выскользнула из постели. Потом из комнаты. Под дверью царской спальни стояла недолго и постучала, не раздумывая.

Это было самое простое.

Ксэнар открыл не сразу. Его, в отличие от меня, совесть не грызла, он спокойно спал.

— Рагда?

Должно быть, выглядела я впечатляюще — бледная, в белой сорочке, с чуть безумным взглядом…

— Мне нужно рассказать вам кое-что очень важное.

— Это не может подождать до утра?

— Нет.

Он был измученным и заслуживал немного покоя, но я не могла ждать. Переминаясь с ноги на ногу, я беспомощно заглядывала в его лицо, надеясь, что он меня не прогонит. В поселении я приобрела дурную привычку бродить по дому, не озаботив себя халатом или домашними туфлями. Мне так было проще. И никто здесь не падал в обморок от моего неподобающего вида и не читал нудные часовые лекции о правилах приличия и моем возмутительном поведении.

Но справедливости ради надо признать, что определенные минусы у такой беспечности тоже имелись. Мне было холодно.

Смирившись с неизбежным, Ксэнар посторонился, пропуская меня в спальню… Если бы мои нянюшки знали, где я сейчас нахожусь, их бы хватил удар.

Я сразу отошла к окну. Боялась, что, если сяду, Ксэнар устроится рядом на полу. Наблюдалась за ним странная тяга посидеть рядышком в особенно сложные или странные периоды моей жизни.

— И что же это за разговор, который нельзя отложить на утро?

— Важный, — ответила я. Длинно выдохнула и начала свой рассказ.

Наверное, если бы Ксэнар перебил меня хоть раз, я бы не смогла продолжить, но он просто слушал.

Сначала стоял, привалившись спиной к двери, — словно чувствовал, что мне нужно как можно больше пространства между нами, потом добрался до стула и обессиленно опустился на него. И все это молча. Со спокойным, даже каким-то безмятежным выражением лица.

Говорила я быстро, часто повторялась, путалась в последовательности событий. Нервничала.

Оправдывалась.

Ксэнар выслушал все. И заговорил, лишь когда в комнате воцарилась тишина, а во мне не осталось слов.

— Значит, мага зовут Арис?

— Да.

— И он утверждал, что за одно лишь знакомство с ним тебя могли убить?

— Да. — Едва ли я была вправе задавать сейчас вопросы, но я все равно задала: — А это не так?

— Я не знаю никого по имени Арис, причинившего вред кому-то из эва.

— Ну… тут стоит кое-что объяснить, — пробормотала я, злясь на себя за то, что сразу не сказала о происхождении чернокнижника. Ксэнар сидел такой спокойный, вроде как ничуть не разгневанный открывшейся ему информацией. Это сбивало с толку.

Новость о том, что Арис эва и его мать когда-то была пастухом прошлого царя, Ксэнар тоже встретил с устрашающим равнодушием.