— Рома! — снова кричу, заметив подходящему к нему со спины кретина. В руке он держит что-то длинное, смахивающее на трубу. — Боже, Рома! Рома!
Поздно. Он не успевает обернуться. Получает удар по голове, падает!
Не задумываясь, лечу к нему, опускаюсь на колени. Перед глазами темнеет, когда вижу кровь на его шее.
— Уходим, — рявкает один из бандитов, вытирая окровавленный нос рукавом.
— Уроды! — сквозь слезы. — Вы за все расплатитесь! Уроды! Твари!
Меня никто не слышит. Лишь пожилой мужчина опускается на корточки, смотрит на Рому. Головой качает.
— Дышит? — спрашивает он, протягивая мой мобильный.
Я с ума схожу от его вопроса. Что значит дышит? Конечно, дышит! Или...
— Помогите! Помогите его в машину посадить! — голос срывается.
Тело трясет до такой степени, будто меня в ледяную воду швырнули. Руки дрожат. Обнимаю парня крепко, чувствуя горячее дыхание. Он дышит! Дышит он!!!
Плохо помню, как доезжаем до больницы. Даже здесь истерично кричу, чтобы поскорее помогли. Рому уводят, а я не могу отдышаться. Не могу взять себя в руки, которые все еще в крови Громова.
Господи... Пожалуйста... Пусть с ним ничего не случится... Все из-за меня! Все, черт возьми, из-за меня! Им я нужна была, а не Рома!
Сердце в груди сжимается. Болит невыносимо. Одна мысли, что я его потеряю, убивает, уничтожает. Словно острый кинжал в область груди втыкают. Роют. Соли подсыпают. Я не смогу... Нет, я без него не смогу!
Пальцы словно оледенели. Пытаюсь найти номер Кирилла, но ничего не вижу перед глазами. Не соображаю.
Лиза...
— Да, Ален. Вы доехали? — слышится сонный голос подруги. Я шмыгаю носом, не нахожу в себе сил ответить ей. — Ален, что случилось?
— Р-рома. О-он в больнице, — все, что могу выдавить из себя.
Я в который раз за последний час ловлю себя на одной и той же мысли... Оказывается, очень боюсь потерять его. Потерять Рому...
Сажусь на стул прямо перед палатой, чувствуя, как проваливаюсь в темноту.
Прихожу в себя, слыша очень знакомые голоса. Тетя Марина... Это точно она.
— С ней же все хорошо? А малыш? Как он? — взволнованный тон бывшей свекрови заставляет сердце в груди сжаться от боли и воспоминаний.
Рома...
— Нет никакой причины так нервничать. Она просто разволновалась. Ничего страшного... — отвечает какой-то мужчина. — Придет в себя скоро.
Мне хочется кричать. И я это делаю, но саму себя не слышу. Будто слова застревают в горле. Сдавливает ком.
— Ро-ма, — шепчу по слогам. Складывается такое впечатление, будто все вокруг замирает. Даже окружающие. Перестают дышать. Ни шороха, ни единого звука. — Ро-ом...
Господи. Как он? Что случилось? Почему все резко замолчали, перестали говорить? Или я снова отключилась?
Еле открываю глаза. Белый потолок, как резко включившийся яркий свет в абсолютной темноте, ослепляет. Зажмуриваюсь, снова открываю глаза.
— Рома, Рома... — Сережа нависает надо мной, повторяет имя Громова несколько раз. Передразнивает меня. А я так мечтаю ему пощечину влепить, но сил в себе не нахожу. — Там братец повторяет: «Алена, Алена...» Тут она: «Рома, Рома...» Доктор, их в одну палату надо. И желательно, чтобы кровати прямо рядом стояли. Смотрели друг на друга и шептали имена. Как сломанное радио, ей-богу...
— Ты замолчи и отойди в сторону, а? — Марина Эдуардовна чуть ли не отталкивает сына. Осматриваюсь по сторонам и только сейчас замечаю женщину в белом халате неподалеку от меня. Он рассматривает какие-то бумаги, исподлобья косясь в мою сторону. — Как ты, Аленушка?
Ее глаза наполнены слезами. От ее вида меня начинает трясти, вдоль позвоночника пробегает мороз. Почему она плачет? С Ромой явно что-то случилось...
— Рома... Где он?
Тетя Марина улыбается сквозь слезы, которые уже текут по ее щекам. Она сжимает мою ладонь, целует тыльную сторону.
— С ним все хорошо, Алена, — шепчет она осипшим голосом. — Сейчас ты встанешь — и мы пойдем к нему, хорошо? А то он там места себе не находит. Но ему надо лежать. Ранили его твари серьезно. ... — и снова всхлипывает.
Облегченно выдыхаю. Он в целости и сохранности. Слава тебе, Господи... Прикрываю на секунду глаза и мысленно ругаю себя. Почему я не позвала к себе Рому? Ну вот почему?! А ведь мне кажется, что все могло бы быть иначе...
— Ты уверена, что хочешь к нему? — Сережа издевательски выгибает бровь, когда я вместе с Мариной Эдуардовной покидаю палату. — Он как инвалид, Алена. Ну зачем тебе это надо? Вот я тут, прямо рядом с тобой. Такой крепкий... — говорит и сразу замолкает, получив от матери удар в живот локтем. Запрокинув голову назад, парень громко смеется.
Перегибает, конечно. Шутки у него свинские, но приятно видеть его таким. Веселым, не ищущим конфликтов. Когда-то он казался мне последней скотиной. Однако теперь, когда он слушается брата и мать, не идет по головам, я почему-то считаю его немного другим. Затрудняюсь понять, для чего он так поступал. Если ради денег и карьеры... То он их получил. Мог бы просто свалить и жить своей жизнью. Кайфовать и не искать повода встретиться с родными. Но он ищет. И оставлять брата с матерью не хочет.