— Слушай меня внимательно, — глаза засияли еще ярче, причем от злости, — если не придешь вечером, узнаешь мою темную сторону. А придешь, я докажу, что не глумлюсь над тобой. Хорошо?
— Д-да, — судорожно кивнула.
— Вот и славно.
Затем отошел от нее и обратился к слугам:
— А вы, морды лохматые! Если еще раз учудите нечто подобное, заморожу! И еще, ее, — указал на Лизу, — к стремянкам не пускать! Поняли?
— Да! — раздалось хором откуда-то из недр ели.
Что ж, Каланчу Лиза наряжала уже с земли, а вот лепреконы ловко взбирались и спускались без отдыха, без передышки. Спустя несколько часов ель превратилась в настоящую новогоднюю красавицу.
— Ну, хоть звезду я напялила, — усмехнулась девушка.
— Глаз не отвести, — Клара аж прослезилась.
— А когда, собственно, праздник? — вопросительно уставилась на нее.
— Когда пожелаете. С определенных пор точной даты нет.
— Хм… странно.
А Генри отправился в свой кабинет, когда же сел в кресло, призвал Горга.
— Вызывали, хозяин? — возник тот из пустоты.
— Весть о женитьбе достигла Вьюжной долины. Теперь там переполох, а братец так вообще рвет и мечет. Остается ждать письма.
— Что ж, весть добрая, — улыбнулся Горг. — Верю, что у вас все получится.
— Не веришь, — Генри уставился него с прищуром. — Но за лесть благодарю. Все, можешь идти. Как только почтальон заявится, тащи его сюда.
— Всенепременно.
Но когда лепрекон исчез, Морозовский ощутил резкий спад энтузиазма, а все мысли завертелись вокруг Лизы. Сегодня она придет, должна прийти. И снова останется на ночь. Прошлую ночь Генри почти не спал, любовался ею, забавляли и умиляли даже слюни, которые Лиза пускала на подушку. Однако все это — прямая угроза его многолетнему плану, нельзя допускать чувств, нельзя допускать привязанности. Лизавет дочь Олькен и если она взойдет на трон, ему ничего не останется, как заживо похоронить себя в этих треклятых скалах.
Продолжение от 25.12
Лиза тем временем находилась в предвкушении встречи. И чего ждать от Сквернейшества на этот раз? Ведь стоит ему подойти, стоит только подумать о том, что хочет сделать, как она уже готова кричать «да». Ненормальность какая-то! Так не должно быть! Видимо именно таким макаром хорошие девочки и попадают в руки плохих сосулек. Но сегодня она должна сделать все, чтобы мозг не обратился киселем, бесцельно бултыхающимся в черепной коробке. Генри не испытывает к ней искренних чувств, а просто пользует. Ну, почти пользует. И внизу живота предательски потяжелело. Все-таки никакого самоуважения! Слабачка несчастная!
С такими мыслями Лиза наматывала круги по комнате, при этом отчаянно жестикулируя руками. И по лбу-то себя стучала, и у виска крутила, и глаза терла. Эх… а часы тикали. Вот уже скоро ей снова стоять в комнате Морозовского, на минуточку, в одних чулках! И чего ему вообще дались эти чулки?
Но что поделать? Не напялит чулки, Генрих придет и напялит… ее… как вариант. А так, может, все обойдется малой кровью. Лиза надела полосатых, затем накинула халат и отправилась творить что-то немыслимое. Точнее, творить будут с ней.
Шла в покои Злейшества, гонимая и страхом, и желанием одновременно. Как бы ни убеждала себя, что все это напрасно, что на Генри надежды нет, а тело предательски хотело его прикосновений. Н-да, пока она здесь, этот дурдом так и будет продолжаться. В общем, к двери подошла, уже чуть ли не рыдая по себе несчастной, которую сейчас будут всячески соблазнять. Однако Генри в комнате не нашла. Специально прошлась, везде заглянула, но коварного растлителя не обнаружила. И где он?
Лиза села на краешек кровати, а когда поняла, что ноги вот-вот окоченеют, забралась уже полностью на широченное ложе, закуталась в халат. И пригорюнилась, причем настолько, что горячие слезы побежали по щекам. Что-то все в ее жизни не так. Вроде всегда росла открытой, общительной, а друзей не нажила, к противоположному полу тянулась, безучастной не была, с горем пополам закрутила с одним, да и тот сбежал, чуть калекой не остался. Мать родная вовсе не родной оказалась. В мир попала волшебный, так и здесь засада. Злыдень сейчас попользует-попользует, добьется между делом своего и пинком под зад на морозец. А слезы уже ручьем текли… и когда почти все вытекли, Лиза легла на подушку, забралась под одеяло и незаметно для себя уснула.
Генри все это время внимательно наблюдал за женой. С улицы. Хотел было поначалу претворить в жизнь задуманное, но увидев слезы, передумал. Второй день она сама не своя. Да и он тоже. Ломает изнутри… должен был ненавидеть дочурку Олькен, а в итоге? В итоге хочется смотреть на нее, трогать, целовать, хочется видеть ее желание. Генри впорхнул в окно, принял человеческое обличие и осторожно, почти крадучись, подошел к кровати.
— Ты спишь? — коснулся черных локонов.