Жена для злого Санты

— Нет, Лизавет. Когда-то в нашем мире сменялись сезоны как же, как и в том, куда тебя отправили, чтобы спасти от неминуемой расправы. Артикаста замерзает, и мы рискуем замерзнуть вместе с ней. И только благодаря тебе все может вернуться в прежнее русло. Но беда в том, что есть тот, кому сменяемость сезонов не нужна. Тот, кто хочет похоронить все и вся под толщей льда и снега.

— Генри?

— Да. И меня очень беспокоит твоя безопасность. Когда-то Генри был другим, но алчность и природный эгоизм его сгубили в итоге. Отныне им движет лишь месть.

Вдруг с ними рядом возник Морозовский. Решившись на эту встречу, Генри осознавал риски и понимал, Клаус так или иначе поговорит с Лизой, но надеялся все ж на порядочность брата. Клаус всегда был до тошноты правильным.

— Нашептались? — подкатился к Лизе, взял ее за руку.

— Да, — улыбнулся Клаус. — Я посоветовал Лизавет поговорить с тобой по душам. Согласись, нечестно то, что она ничего не знает о своем мире, о своей роли в нем. Ты держишь ее в неведении, что наводит на горестные мысли. Надеюсь, тебе хватит смелости рассказать ей всю правду.

— Будет ли нужна ей моя правда после твоей?

— Уверен, будет. Наслаждайтесь отдыхом, — склонил голову и поспешил укатиться.

— Лиза, — обнял ее Генри, — помнишь, я просил тебя не делать поспешных выводов? Ты ведь дашь мне шанс объясниться? — заглянул в карие глаза полные грусти.

— Да, — но в душе как-то резко похолодело. — Дам.

Остаток вечера они катались, смотрели выступления здешних фигуристов, Лиза знакомилась с людьми, эльфами, хотя стоило им отойти, как плавно забывала о них. Голова была занята совсем другим. Как-то резко на нее все свалилось. А Генри? Неужели он напрямую связан со всеми событиями в этом мире? И неужели это его стараниями она оказалась без дома? Если так, то о какой любви может идти речь?

А Генри готовился к очень тяжелому разговору, финал которого было сложно даже предположить. Как он и надеялся, Клаус не стал вдаваться в подробности, но и зерно сомнения в ее душе посеял. Надо было постепенно вводить Лизу в курс дела, но кто бы знал, что все обернется именно так. Что чувства возобладают. Морозовский без конца смотрел на жену, любовался ею, понимал, что без Лизы его жизнь снова станет никчемной, пустой, ведь эта маленькая чертовка смогла все изменить, заменила своим теплом некогда жгучую ненависть, вытеснила злость, подарила ему себя целиком. Любовь к ней обратилась наркотиком, без которого отныне не прожить и дня.

Во дворец возвращались в задумчиво-молчаливом состоянии. Лиза все смотрела по сторонам, периодически растирала ноги, которые то начинали ныть после столь долгого катания, то замерзали.

Вокруг простирается удивительный мир, ее мир, где она родилась и должна была бы жить в окружении родных. Но из-за событий прошлого Артикаста стала чужой, а Земля родной. И честно говоря, тоска по родному миру нет-нет да закрадывается в душу. Привычнее как-то жить там, где магия лишь атрибут сказки, где на тебя не возлагают столько надежд. И Генри… любовь к нему вспыхнула неожиданно, но она ли это? Может быть, любовь настоящая зарождается дольше? Да и что же он такого натворил? Выходит, замешан в гибели кровной матери и отца?

— Устала? — Генри помог выбраться из саней.

— Да, устала. И замерзла, — окинула взором уже привычный пейзаж.

Олень тем временем высвободился из упряжи и запрыгнул обратно на постамент, а через мгновение обратился ледяной скульптурой. Лепреконы же отогнали сани.

Генри проводил жену в свою спальню, где она разделась и отправилась в ванную. А Морозовский сбросил с себя рубашку, после чего рухнул на кровать. Проще жить в ненависти, проще себя жалеть, проще отрицать добро. Так он и жил — просто. Но вот, появилась Лиза. И сразу стало сложно. Однако к простоте возвращаться не хочется. Генри прикрыл глаза, сон незаметно завладел сознанием, перенес все на тот же каток. Снова шум, музыка, презрительные взгляды. И вдруг перед Морозовским возник Клаус с Лизой. Двое вели милые беседы, Лиза явно кокетничала с братом, а его будто и не замечала. Будто он перестал для нее существовать.

— Генри? — все-таки заметила. — Проснись! Генри!

Открыв глаза, обнаружил напротив Лизу, ее влажные волосы и кожа покрылись инеем, изо рта валил пар.

— Ты меня сейчас заморозишь, — произнесла дрожащими губами.

— Прости, — поднялся, и тотчас в комнате поднялась температура, стало даже жарко, но это для Лизы, чтобы она согрелась.

На ней было лишь полотенце.

— Лиза, — снова сел на край, — главное, знай. Я люблю тебя.

— Пожалуйста, не томи. Что случилось с моими настоящими родителями?