Жена Дракона

Очнулась она на улице возле здания суда. Ирина Евгеньевна совала ей в руки мятую повестку с датой следующего заседания. Каким-то образом на Кате оказались пальто и шапка, но она ничего не помнила и не понимала. Наверное, так чувствуют себя упавшие в обморок, но с Катей никакого обморока не случалось.

До дома пришлось ехать на такси – так её ломало. За окном проплывали обрывистые берега сугробов, радио играло невыносимо громко, от таксиста пахло чесноком и потом. Возле парадной Катя никак не могла сообразить, сколько нужно заплатить и порывалась дать больше необходимого. Таксист с сочувствием заглянул в ее бледное лицо – решил, наверное, что у неё кто-то умер – и не только честно отдал лишнее, но и предложил проводить до дверей. Катя отказалась.

Войдя в квартиру, она по привычке заперлась на все замки, кивнула отцу и юркнула в ванную, где сняла всю одежду единым комом и влезла под душ. Колонка ещё не разогрелась, ледяная вода обжигала кожу, и дрожь все усиливалась, будто желая вытрясти из измученного тела воспоминания об этом ужасном утре.

Дракон

Со временем она смирилась: стала выходить из Логова, и, стоя посреди огромной серой пустоши, выжженной временем и драконьим огнём, подставляла солнцу сухое обветренное лицо. Дракон не стерёг их, потому что бежать было некуда. Со всех сторон пустошь теснили безжизненные холмы, а за ними, насколько хватало глаз, простиралась такая же пустошь. Даже солнце заглядывало в этот пепельный край редко – куда чаще она, выглянув утром из пещеры, видела серое небо, которое, словно лужа, отражало пустошь.

К тому же она не была уверена, что люди, которых повстречает, если надумает бежать, не схватят её не отдадут дракону в качестве залога своего спокойствия.

Одна только радость – девочка. У девочки не было имени. И памяти вроде бы тоже. Вся её жизнь текла, как слабый ручеёк, посреди страшной драконьей пустоши. Девочке предназначено стать драконом: она ловко рвала острыми, как у зверька, зубками сырое мясо, рычала, огрызалась, дышала горячим воздухом, пытаясь подражать «отцу».

Они сидели друг напротив друга на каменном полу и молчали. Девочка рисовала угольком волнистую чешую на белой коже тонких рук, а она перебирала собранные коренья, чтобы сварить суп.

Суп нужен был ей одной; дракон не ел ничего, кроме сырой убоины, девочка подражала ему. Иногда, правда, она ловила взгляд светлых карих глаз на плошке с дымящимся супом. Однажды, бледнея от страха, она решилась: оставила немного супа на дне миски и вышла из пещеры, чтобы набрать воды. К её возвращению миска оказалась пуста. Так у них появился первый секрет от дракона.

23

Отец уехал; Катя понемногу приходила в себя, работала, готовила что-то на завтрак, обед и ужин, ходила в магазины и на прогулки с Танюшей. Ирина рассказала ей, что судья направила запрос в органы опеки, и они должны будут дать какое-то заключение, а перед этим обязательно придут к ним домой.

Катю это немного напугало. Она то и дело что-то терла, мела и мыла, но злой дух запустения, поселившийся в квартире после смерти тёти Зои, уходить не желал. Что-то постоянно отваливалось, осыпалось, шло трещинами. Скрип паркета, к которому она почти привыкла, теперь раздражал. Пятна кофе на обоях смотрели с укоризной.

Заседание назначили на середину марта, и Катя ежедневно с ужасом смотрела на календарь, ощущая, как неумолимо приближается этот день. По вечерам, когда Таня засыпала, она становилась под горячий душ и пыталась выплакать глухое отчаяние, но оно застревало в горле и душило, не желая выливаться наружу. Как бы быстро она ни бежала в комнату, холод успевал влезть в рукава и штанины спортивного костюма, болезненно стянуть кожу, оледенить влажные волосы.

По ночам Кате снились страшные чужие сны про Блокаду, в которых она умирала в холодной квартире, и некому было прийти на помощь.

Вдобавок она заболела: проснулась однажды с жестокой головной болью, промаялась день, а к вечеру её затрясло и бросило в сухой лихорадочный жар. Катя маленькими глотками цедила из стакана воду, ощущая на запекшихся губах отвратительный привкус болезни. Лицо горело, комната крутилась вокруг своей оси.

В полусне Катя увидела Дракона. Он сидел в ногах постели, растирая ее ледяные ступни и повторял что-то вроде: «Никуда не денешься, мы кровавой клятвой повязаны. Ты – мышь, а мы с дочерью – Драконы». Потом он встал, взял за руку Таню и вышел вон.

Катя проснулась от собственного крика. Постель под ней была влажной от пота. Пришлось встать и дрожащими руками постелить сухое.

Таня тоже проснулась, но лежала тихо-тихо, только дышала чаще обычного.

Занимался рассвет. Ночной жар ушёл, но шевелиться по-прежнему было трудно. Лёжа в постели, Катя впервые за долгое время беззвучно плакала от жалости к себе.