–
–
35
–
Эксперт сказал, что кровь свиная.
–
Я должна радоваться?
Катя промокнула лоб салфеткой и перехватила трубку поудобнее. Она задремала, и звонок ворвался в её сон, испугав до холодного пота.
–
Нет, просто сообщаю факт.
–
Вы понимаете, что это он?
–
Возможно. Но доказательств у нас нет. Камера у входа в парадную засняла неясную фигуру в капюшоне.
–
Сукин сын, – вырвалось у Кати.
–
Согласен.
–
Это предупреждение. Мне. Он показывает, что со мной будет, если я не отдам ему Танюшу.
–
Он просто псих. Но я не могу посадить его за это.
–
«Я не могу посадить его», – передразнила Катя. – Слышу уже полгода. В следующий раз он подкинет к вашей двери мою голову.
–
Ка… Екатерина Алексеевна!
–
Да пошёл ты.
Катя отключила телефон. Перед глазами плыли круги. Она прошла на кухню, распахнула створку окна и высунулась наружу. Легче не стало. Сделав несколько глубоких вдохов, она опустила взгляд на бульвар. Тёмная фигура неподвижно застыла под фонарём. Лица Катя разглядеть не могла, но знала, что он смеётся.
Сны приходили вереницей чудовищ. Они наклонялись к кроватке Танюши и мохнатыми паучьими лапами касались нежного личика. Катя просыпалась от собственного крика.
Иногда казалось, что из комнаты откачали кислород: она хваталась ртом за душный воздух, и тут же выпускала его, как бесполезный балласт, падая в бездонный колодец.
Пытаясь выбраться наружу, Катя ломала ногти, цеплялась за липкие от пота простыни и боковины кровати, чтобы не упасть. Руки искали опору и не находили. Она уже не кричала от ужаса, только глухо стонала и вздрагивала.
Таня лежала с открытыми глазами среди призрачного сумрака ночи, боясь сделать шаг в сторону Катиной кровати. Её пугало, что мамы там не окажется, и рука наткнётся лишь на остывшие простыни.
36
Часы показывали пять. Катя сварила кофе, но пить не стала: он показался горьким, как желчь.
Поцеловав спящую Танюшу, Катя надела чистую белую рубашку и чёрную юбку, в которой ходила на занятия, тщательно причесалась и накрасилась.
В подворотнях таилась ночная прохлада, но небо уже сияло летней нестерпимо яркой синевой. Катя шагала широко и расторопно, точно зная, куда идёт.
Солнце жарко горело на куполах Оптиного подворья и масляными бликами растекалось по Неве. С раннего утра над крышами и тротуарами Васильевского колыхалось душное марево. Воздух прилипал к лицу, как мокрый платок. Вокруг чёрных боков ледокола “Красин” широкая река напоминала мелководье провинциального затона. В зеленоватой глубине призрачно колыхались водоросли, от воды исходил едкий огуречный запах. Пожилой краснолицый мужичок пытался что-то выловить из отравленной воды.
Катя остановилась у парапета. Прохлада реки манила. Парапет низкий, перевалиться через него – невелика наука…
–