Жена фабриканта. Том 2

– Забыл сказать, меня в прошлый месяц еще и на должность председателя попечительского школьного совета утвердили, – вспомнил вдруг Федор.

– Эка, – обернулся и скептически хмыкнул Иван. – Ну ежели теперь тебе станут давать хорошие подряды и ордена, то я тебя поздравлю. А если нет? А по мне так все законы и должности придуманы, чтобы нашего брата как-нибудь подвести и обобрать. К тебе теперь всякий чиновник как пиявка может присосаться и деньги вытягивать. Неужели не мог откупиться, с твоими-то связями?

Федор Кузьмич встал, потянулся и зевнул:

– Что-то меня разморило с дороги. А я тебе не рассказывал, как сиротский суд попытался всучить мне опеку над большим состоянием с тяжбой?

– Нет. Расскажи.

– Я тогда едва отвязался, пришлось заплатить хорошую взятку. Придумают законов, а потом навязывают нам всякие должности и опеки. А у нас голова должна болеть из-за них. Молись, Иван, чтобы не дай бог, не выбрали куда. А то ведь свяжут по рукам и ногам чужими тяжбами и долгами. Только обещают, дескать, вам-то никаких дел и не будет, всё за вас сами сделаем, всё соблюдем в наилучшем виде и не пропустим сроков. А вам только и дел-то, что отчет подписать. Я их спрашиваю: «Сколько же надо?» – «Три тысячи…» – «Помилуйте! Это же чистое разоренье! Нельзя ли поменьше?» – «Никак нет-с, нельзя. Сами знаете, дело большое, ответственность. А если невнимательно относиться, то и в Сибирь можно угодить». –«Какую- такую Сибирь, – спрашиваю. – Господи помилуй! Не погубите, отцы родные. Берите, сколько нужно!» – «Помилуйте, ваше степенство. Нам не расчет вас губить». У меня-то, сам знаешь, и своих дел видимо-невидимо, а тут еще и чужие дела подсовывают за ненадобностью. Кровопийцы, одним словом. Пришлось отдать, лишь бы отвязались, – обреченно пожал плечами Федор Кузьмич.

– Да, братец, опека – это беда. Не знаешь, как отвязаться. Сегодня же поставлю свечку перед иконой, чтобы, не дай бог, и ко мне не обратились с опекой, – с шутливым испугом пробормотал и тут же перекрестился Иван Кузьмич.

– И я всякий раз ставлю, лишь бы отвязаться. Да только, видишь как, – и не помогло, – вздохнул Федор Кузьмич.

– Сочувствую тебе, братец, ох, как сочувствую. Да ты не горюй. А что за дело-то, о котором хотел рассказать?

– Потом расскажу, – ответил Федор Кузьмич и легонько подтолкнул брата к двери.

3

– Ну, здравствуй, душенька моя Ольга Андреевна. Дай же я тебя рассмотрю, как следует, пощупаю. Хороша ты, матушка. Где твоя щечка, я её расцелую, лапушка, – бархатным баритоном рассыпался гость, приближаясь к хозяйке с шутливыми объятиями.

– Ох, – только и успела выдохнуть Ольга, оказавшись в крепкой медвежьей хватке. Она рассмеялась и подставила щеку для поцелуя. – Что же ты, Иван, дорогого гостя только разговорами кормишь? Заждалась уже!

– Да он меня заговорил, знаешь как, – оправдывался Иван.

– Не слушай его, врет! Меня слушай. Дай-ка я тебя еще разочек поцелую. Пускай завидует, – и не успела хозяйка опомниться, как Федор лихо сгреб ее в охапку и припечатал губами теперь уже в другую щеку.

– Да что же это! – жалобно пискнула та, оказавшись в могучих объятьях деверя.

– Эх, если бы не Аннушка, я бы давно увел тебя у этого увальня и медведя косолапого, – Федор лукаво подмигнул невестке.

– Гляди, как бы этот увалень не осерчал, да на дыбы не поднялся, – поддержала его шутливый тон Ольга Андреевна, задорно блестя глазами.

– И часто он такой? – расспрашивал Федор.

– Бывает…

– Ну тогда мы ему ничего не расскажем, – хохотнул Федор. Потом вопросительно поглядел на брата, но тот с улыбкой отмахнулся от обоих:

– Да ну вас! Истинно дети…

Они уже сидели за столом и разговаривали, когда скрипнула дверь, и в столовую вошли девочки. Федор Кузьмич отложил ложку и поднялся.

Подбежав к дяде, они повисли на его руках, как груши на ветках. От неожиданности Федору Кузьмичу пришлось присесть на стул. Он прижал к себе две русоволосые девичьи головы и ласково произнес:

– Касатушки мои. Вижу, что соскучились по своему дяде! Дайте же я на вас погляжу, как же вы выросли. Наташенька такая красавица, вылитая мать. Чаю, скоро от женихов не будет отбоя. Чего же ты покраснела, доченька? Не смущайся. Это я так, в шутку брякнул. А Танечка-то как выросла! Ох, ты ж господи! И дядя скучал, и Сережа. Жаль, заболел милок. А я вам от него и тети Ани подарки привез. После завтрака покажу.

Вокруг глаз у Федора когда он улыбался, появлялись крошечные лучики морщинок, как у отца. Его пушистые усы смешно шевелились, и Тане захотелось прижать их пальцами.

– Еще как любим! А тебя , дядечка, любим больше всех! – звонко воскликнула она и засмеялась.

Взрослые переглянулись и тоже засмеялись.

– Ну спасибо, Танюшка. Утешила меня.

Наконец стихли восклицания, и хозяйка велела Тимофею принести обед.

Все перекрестились и приступили к трапезе.

На первое подали борщ на бульоне из свежей говяжьей грудинки, а на второе – запеченное мясо, фаршированную осетрину и кулебяку с большим количеством начинки, которая мгновенно распространила по столовой неповторимый аромат свежей выпечки.