Жена и дети майора милиции

— Нет, — ответила Алена, — все не так. Если бы мой будущий муж любил меня поменьше, если бы я видела в нем хоть один недостаток, я бы забыла тебя в один миг. Но он так правильно устроен и так добр, что я очень часто вспоминаю тебя. Почему ты не такой? Почему ты просто молод, здоров, красив и больше ничего?

Привыкнуть к таким заявлениям невозможно. Но так как это была их последняя встреча, он погасил в себе обиду.

— Все-таки не можешь меня забыть, — мстительно сказал он.

И тут она его огрела:

— Мне надоело ждать, когда ты сделаешь мне предложение. В общем, я хочу, чтобы мы сегодня пошли в загс и подали заявление.

Наверное, ей нелегко дались эти слова. Произнесла она их монотонным голосом с отвращением на лице. «Если бы ты только знал, как я сама себе противна», — говорило ее лицо.

— А что жених? — растерянно спросил Василий.

— Ничего. Никакого жениха нет и не было. Ты принимаешь мое предложение?

— Надо подумать, — ответил Василий, не зная, что ему делать, какими словами сказать Алене, что в загс он с ней не пойдет.

— Думай, я подожду, — потребовала Алена, — и побыстрей.

Она над ним издевалась. Вымещала свою досаду за то, что он удачлив, красив, спокоен. Она извелась, а с него все как с гуся вода.

— Но ты же недавно сказала, что выходишь замуж.

— А ты опровергни! Что это ты стал так верить моим словам?

И тут он вдруг понял, что ни сегодня, ни завтра, никогда он от нее не избавится. Она будет звонить, писать письма, караулить его, обвинять. Впрочем, ничего не изменится, если они пойдут в загс, станут мужем и женой. Есть только одно средство разрубить этот узел: набраться смелости и не откладывая сказать: «Алена, я тебя больше не люблю». Сказать и вытерпеть пощечину.

— Видишь ли, я, кажется, тебя больше не люблю, — сказал он и замер.

Когда же он рискнул глянуть на нее, то увидел не Алену, а незнакомую сникшую женщину, заблудившуюся в их городе. Она глядела по сторонам и что-то пыталась то ли увидеть, то ли вспомнить.

— Не сердись на меня, — сказал он, — ты сама во всем виновата.

— А есть здесь где-нибудь остановка? — спросила Алена. — Мне все равно, трамвайная или автобусная.

И не стало ее, исчезла. Василий поглядел на часы. Заседание в суде начиналось в десять утра, и было до него еще два часа. Он шел тихими переулками и не видел, как зажигались окна, как просыпались дома. Люди собирались на работу, а он боялся встретить какого-нибудь знакомого. И в то же время хотелось кому-нибудь рассказать об Алене и услышать в поддержку: «Все правильно сделал. Рубить так рубить».

4

На заводах, фабриках, даже на почтамтах вывешивались объявления, кто им нужен, какие работники. А вот детские дома, интернаты, где всегда были нужны воспитатели, особенно мужчины, таких объявлений не давали. Обращаться в райком комсомола или в отдел народного образования Игорь не хотел, бесполезно: не было педагогического образования, а те два года, что он был отрядным вожатым, не считались стажем. К тому же Игорь не хотел на пионерскую работу. Все эти линейки, рапорты, сборы уместны в лагере или в школе. А в детском доме или в интернате их не должно быть. Какая бы ни была открытая, коллективная там жизнь, она должна быть домашней. А дома ведь никаких линеек и рапортов. Игоря мог бы понять хороший директор, мог бы понять и пренебречь документами, взять на работу. Но как найти такого директора? Получалось, что без Киры Васильевны ему не обойтись. Он позвонил ей и самым, как ему показалось, казенным голосом сказал:

— Мне нужен ваш совет насчет работы. Хотел бы поработать в детском доме или в интернате, а как подступиться без диплома, не знаю.

Кира Васильевна была рада, что он позвонил.

— Ты молодец, Игорь. За твой выбор я тебя уважаю. Ты будешь великим воспитателем. Вот увидишь! А институт окончишь заочно.

Она попросила его позвонить завтра, она все разузнает и все ему скажет. Но не так-то все оказалось просто, как ей представлялось. Дипломы никто не сбрасывал со счетов. Игорю всего-навсего предложили место старшего вожатого в школе.

— Но у тебя, именно у тебя, есть выход, — сказала Кира Васильевна. — В милиции существует специальная служба по работе с трудными детьми, тебя туда возьмут обязательно.

— Потому что отец работал в милиции?

Она не знала его отца и сына его по-настоящему не знала. Сашке бы она не понравилась. Игорь любил ее, а значит, идеализировал, но что-то ему говорило: Сашке бы она не понравилась.

— Ты где сейчас находишься? — спросила Кира Васильевна.

Он звонил ей из уличного автомата.

— Это недалеко, — сказала Кира Васильевна, — стой и жди меня, я сейчас приеду.

Она сошла с трамвая, потом шла через площадь, маленькая, беззащитная, в желтом плащике, ничего учительского. Остановилась возле него и посмотрела снизу вверх. Такую он мог бы взять за руку и не отпускать от себя до самой смерти. И вдруг он улыбнулся: «Она как девочка, но я никогда не смог бы ее назвать Кирой».

— Почему ты смеешься?

Он не смеялся, он улыбнулся своим мыслям. Но надо было отвечать.

— Я подумал, что никогда не смогу называть вас по имени.

— Я разрешаю. Ты уже взрослый и можешь звать меня Кирой.