Жена и дети майора милиции

— Не надо про это говорить, — запретил он и добавил для бухгалтерши: — Она еще вполне может получить условно.

Василий не видел лица бухгалтерши, но почувствовал, как та испугалась, наступила провальная тишина. Но бухгалтерша быстро взорвала ее.

— Точно! — крикнула она. — Кончится тем, что ее выпустят, а нас посадят. С честными людьми всегда так бывает.

Две девочки-свидетельницы, не вникнув в трагическую глубину этого заявления, дружно захихикали. Это, наверное, и в самом деле была вершина черного юмора, если бы Лютикову выпустили, а их посадили. Но такого, слава богу, случиться не могло.

— Везде люди живут, — сказала Лютиковой бухгалтерша, — будешь работать, перевоспитаешься, долг комбинату выплатишь…

— Нет уж, — ответила Лютикова, — не дождетесь. Я для вашего комбината там палец о палец не ударю. Никаких долгов не признавала и не признаю, так что вы с директором сами выкручивайтесь, покрывайте долги. Пока вас всех не вывели на чистую воду.

«Вот эту бы перепалку суду послушать», — подумал Василий и увидел, что перерыв закончился. Девочка-секретарь появилась и объявила об этом. «Встать, суд идет», — раздался ее тоненький голосок, все поднялись, с удовольствием отмечая, как торжественно и надежно выглядят судья, и прокурор, и даже престарелый народный заседатель, похожий на черепаху. Казалось, что все они были настроены больше на милость, чем на неотвратимое наказание.

Оставалось выслушать трех свидетелей, речи прокурора, адвоката и самой подсудимой, если та пожелает высказаться. Василий посмотрел на часы. Еще часа два с половиной, не меньше. Те свидетели, что сидели в зале, уже были опрошены, а сейчас лицом к судьям стояла молодая растрепа в перекрученном вельветовом платье и через каждых два слова повторяла, что она ничего не знает, так как работает кастеляншей на месте Лютиковой и согласилась стать свидетельницей исключительно в целях своей дальнейшей безопасности: «Чтобы самой чего-нибудь такого преступного не допустить». И еще эта свидетельница то и дело заявляла суду и всем присутствующим, что она, не в пример подсудимой Лютиковой, женщина замужняя, у нее двое детей и муж:

— Я тут на это преступление время трачу, а у меня дома дети и муж.

Странно, но первым не выдержал этого ее страдания по детям и мужу престарелый заседатель:

— А вы сейчас расскажите все, что знаете, по этому делу и можете идти домой, — сказал он неожиданно звонким и молодым голосом.

— Ага! — вскрикнула свидетельница. — А когда же я узнаю, сколько ей дадут?

Ответ свидетельницы вывел из себя бесстрастного, похожего на поэта Блока судью. Он не хотел делать замечания народному заседателю, затеявшему этот разговор, он просто посмотрел на него выразительно и вздохнул.

— Скажите, а сейчас белье на складе имеет единую маркировку?

Свидетельница вопрос не поняла, и судья разъяснил его:

— Штампы на простынях, наволочках, пододеяльниках сейчас имеют единый вид? Или по-прежнему все это в запущенном, перепутанном состоянии?

— А это бесполезно, — ответила свидетельница, — все равно из прачечной белье вернут по счету и никто на штампы глядеть при выдаче не будет. Это угореть надо, чтобы каждый штамп разглядывать. Я и так минуты на работе не отдыхаю. А после работы оставаться не могу, у меня муж и дети.

Она не подозревала, что своими словами выгораживала Лютикову.

— Стало быть, и у Лютиковой тоже не было времени проверять каждый штамп?

— При чем здесь Лютикова, — огрызнулась свидетельница, — я за себя говорю.

Осталось последнее свидетельское показание. Василий увидел, как напряглось, стало испуганным лицо подсудимой, когда судья объявил, что сейчас будет прочитано показание водителя третьего таксопарка Антипова Витольда Андреевича.