Жена и дети майора милиции

Тетка тогда была жива. Присылала письма. Сашка складывал их, берег. Любил говорить на людях: «Как утверждает Тамилина тетка…» Тетка утверждала: надо жить скромно, надо все время к чему-то стремиться, расти, надо быть выше домашнего быта, надо верить в высокое назначение человека. У Тамилы портилось настроение, когда приходило от нее письмо: опять высокие цели, опять знакомые нотации. Но вот тетка однажды написала: «Я надоела тебе и Александру со своими советами, вы люди другого времени и понимаете меня головой, а не сердцем. Утешаюсь только тем, что когда вырастут ваши дети, вы окажетесь в их глазах такими же смешными со своими советами, как и я». Тетка не казалась Тамиле смешной. Она была как взмах кнута. Идет человек по ровной дороге, и вдруг голос: «Шире шаг! Зорче глаз! Веселей — дорогу не осилит унылый!» Писать ей ответы было сущей каторгой. Тамиле то и дело слышался теткин голос: «Мещанка». Тамила не письма ей писала, а отчеты о своей жизни. И вдруг теткины письма изменились. «Старость — это не годы, — написала она, — это капитуляция человека перед молодыми поколениями. Нежелание держаться на плаву, страх, что портят они картину жизни. Все это заставляет старых стыдиться своих седин, морщин и мудрых своих речей. Я тоже порой ощущаю в себе это малодушие, и мой опыт и знания умирают во мне невостребованными». Ответ на это письмо Тамила писала под Сашкину диктовку: «Малодушие — это душевная трусость и никому не нужная капитуляция. Слава богу, ничего такого за вами никогда не числилось. Просто вы одиноки, а мы далеко от вас, и не хватает у нас ни ума, ни сердца подумать о вашем переезде к нам, в наш город». Тетка была уже на пенсии, и переезд ее был делом реальным. Но она отказалась. И вместе с отказом подарила им одну нелегкую мудрость. «Спасибо за приглашение, хотела написать «за доброту», но рука не повернулась. Дело в том, что в последнее время я много думаю о доброте: что это такое? Доброе дело сомнений не вызывает, тут доброта конкретна. А вот доброе слово? Что это? Любезность, ничего не значащий ритуал человеческого общения? И пришла к выводу, что доброе слово не меньше дела. Только надо знать изрекающему доброе слово, что оно сбывается за его счет. Часть своего здоровья он отдает, желая другому здоровья. Своим счастьем делится, заученно произнося «счастливого пути». Не знаю, понятно вам это или непонятно. Если поймете, тогда понятными вам станут и до этого малопонятные слова — «добро наказуемо». Оно действительно наказывает тех, кто не желал кому-то добра, а пожелал. Такой умер бы от ужаса, узнав, что оно исполнилось за его счет…»

Тамила недавно наткнулась на теткины письма, начала перечитывать и разволновалась. Они оба теперь стояли рядом, тетка и Сашка, учили ее: живи хорошо, не опускай руки, будь доброй и к детям своим, и к другим людям, хоть это и неимоверная щедрость. Ведь оплачивать все это тебе самой, все это за твой счет.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1

Статья не шла. Писал и комкал листы. Все верилось, что вот-вот появится слово и потянет за собой другие слова. Слово за словом — и статья напишется. Кричал на домашних:

— Нельзя ли с уважением относиться к чужому труду? Говорил же не раз: я работаю над статьей.

Муза глядела на брата вприщур: работничек. Тамила расстраивалась:

— Теперь ты все время будешь работать над статьями. А нам не дышать? Разве мы виноваты, что твоя статья не пишется?

— Она пишется, — отвечал Василий, — она бы уже давно написалась, если бы вы меня уважали.

— Пойди в библиотеку, — сказала Муза, — там тихо. — И запела. Тихонько, но с вызовом.

Тамила поняла, что промахнулась, не надо было затевать этот разговор при Музе. Но что сказано, то уже сказано.

— Что за пение? — прикрикнула она на дочь. — С чего вдруг веселье?

— Потом не упрекай, что не сижу дома, — сказала Муза, — тут задохнуться можно от ваших запретов.

Грубиянка, но такая вся родная, до последнего рыжего завитка на глупой голове, такая еще малышка. И Василий вдруг в эту минуту показался ребенком: вырос, определился в жизни, пишет статьи, а что он понимает в жизни, вспомнить хотя бы его Алену… А вот Игорь в доме как сосед, как временный, смотрит на всех, как с другого берега.

— Игорь, — сказала она сыну, — что ты молчишь? Презираешь, одобряешь, как нам тебя понимать?

— Не обращайте на меня внимания, — ответил Игорь.

— Нам всем надо с него брать пример, — сказала Муза, — слушать и помалкивать.

Василий не стал втягиваться в разговор. Уже проверено: не заметишь, как пролетит весь выходной. Поглядев на сестру выразительно: очень уж агрессивна стала сударыня, — он вернулся к письменному столу, к своей каторге-работе.