А Борис давно уже защитил диссертацию и шесть лет как женат. Жена его училась вместе с ним в аспирантуре. Иногда Борис вспоминал Любку и тогда на следующий день боялся ее встретить. Вспоминал тринадцатый автобус, как ждала она его на остановке с термосом и пирожками, как они потом гуляли по лесам и полям. То, что он убил в Любке редкостный талант самозабвенной любви, Борис так и не понял. До сих пор не знает, что держал в руках золотую рыбку. Поэтому, наверное, ничего у нее и не попросил. Она сама догадалась, чего ему надобно, и принесла пиджак. Когда Борис вспоминал пиджак, что-то с ним делалось, кровь приливала к лицу, голова чесалась и он прерывисто, нервно зевал.
КРАСИВЫЕ ИМЕНА
Когда-то она ей говорила: «Пей морковный сок». С годами к этому совету прибавилось обещание: «Пей морковный сок. Я подарю тебе соковыжималку».
— Не надо соковыжималок, — отвечала Полина, — я тебя серьезно умоляю — никаких соковыжималок.
Верочку всегда на чем-нибудь заклинивало: то со своим морковным соком не давала никому проходу — пейте, пейте, пейте. То принималась нахваливать какого-нибудь молодого писателя: «Не читали? Позор! Живем для утробы, духовность нам до лампочки». А то вдруг принималась всем своим знакомым давать красивые имена. «Поля, я тебя умоляю, стань Полиной. Полина — это другая судьба, другая жизнь. Полина — это простор и почти бессмертие». Соседского внука Петю переименовала в Пеку. Сказала: «Вот вам на выбор — Пека или Петруша». Дед и бабка выбрали Пеку. И своего сына Виктора не забыла. Ему она выдала имечко с прибалтийским шармом — Витус. Имя мгновенно приклеилось к лохматому, с унылым носом, ироничному балбесу. Балбесом Витус был, конечно, относительным. В пятнадцать лет все такие длинноносые, с насмешливым взглядом подростки смотрятся недотепами. Сейчас Витусу семнадцать.
Полина и Верочка подруги. С незапамятных времен, с какого-то там класса средней школы. Потом обе поступали в университет на факультет журналистики. Полина поступила, Верочка на первом же экзамене срезалась. Теперь Верочка кандидат наук. Но ученая степень — радость недавних лет, а тогда, в молодости, она рыдала и хотела отравиться из-за того, что уплыл от нее факультет журналистики.
— Я ведь способней тебя. Такая несправедливость! Такая невезуха, — говорила она Полине.
Та соглашалась и утешала Верочку:
— Конечно, способней и умней и, главное, талантливей. Но ведь всем известно, что экзамены — это лотерея.
Верочка не спорила насчет лотереи, убивало ее другое: почему в этой лотерее все время выигрывает Полина? Так случилось и с замужеством. Полина вышла замуж на четыре года раньше ее. Прекрасный муж: художник, очень серьезный, положительный, не пил, о творчестве рассуждал так: «Надо делать то, что требуется народу. Только народ способен оценить наш талант, и труд, и помыслы». На самом же деле не народ, а его бывший преподаватель, ставший начальником в Союзе художников, помог ему получить мастерскую в центре города. Этот же начальник во всех своих докладах и интервью называл Полининого мужа в числе самых талантливых молодых художников. Полина ненавидела этого благодетеля. За каждый чих ее муж расплачивался с ним «натурой»: не только подправлял, заканчивал, но иногда и целиком переписывал его картины. Называлось это, как у маляров, перекрасить. Хотели они и Полину запрячь в свою повозку, чтобы она газетным словом «подкрашивала» личность благодетеля, но ничего у них не вышло. «Народ такого не одобрит. Народ не любит, когда рука руку моет», — сказала она мужу. А тот взял и передал эти слова своему благодетелю. Тот позвонил Полине:
— Надоело жить по-человечески, захотелось немножко трудностей и борьбы за существование?
— Захотелось.
— Так это несложно, этим мы вас можем сполна обеспечить.
Уже годы спустя, когда ее пылающие обиды, связанные с разводом, померкли и остыли, Полина иногда говорила подругам: «Чего я вам желаю, так это прожить, не зная, что такое подлость из-за угла».
Все понимали, о чем она говорила. О друге-начальнике своего бывшего мужа. Как этот начальник сначала благодетельствовал ее дурачку мужу, а потом чуть ли не на пари свел его с какой-то красоткой из театра. Все было не так, но какая разница — актриса или натурщица. «Подлость из-за угла» заключалась в том, что начальник не поленился, сам позвонил Полине и сообщил: «Так вот, любительница трудностей, можете пожаловать в мастерскую».