Жена изменника

Лезвие повернулось, пройдя по языку, и рот Джорджа наполнился вкусом соленой меди. Брадлоу наклонился еще ниже, не без интереса разглядывая небольшую ложбинку, прорезанную у парня во рту.

— Так говоришь, работал неподалеку от шельфа? А может, ты ловил угрей на продажу, Джорджи? В грязь нырял и уголь жрал, маленький ублюдок. Черт меня побери, если я знаю, как ты удрал с корабля и очутился в Салеме, но могу биться об заклад, что все это дело рук голландца, этого прохвоста Кугина. Кой-чему меня Бейкер научил. Например, как заставить человека выдавать секреты. Вот кто был мастер: мог щипцами содрать кожу с мошонки так же ловко, как я очищаю вареную сливу. — Брадлоу прижал губы к самому уху Джорджа. — Он всегда говорил, что лучший способ разговорить человека — это быть терпеливым. Жаль, времени у меня нету.

Он быстро взял нож в зубы и перевернул Джорджа на живот, а когда тот попытался брыкаться, ударил его по почкам. Схватив мальчишку за волосы, он оттянул его голову назад, так что Джорджу показалось, что у него вот-вот сломается хребет.

— Так кто должен прийти?

Брадлоу еще раз сильно дернул его за волосы и увидел, как рука паренька потянулась к очагу, к тому месту, где стоял ковш с расплавленным свинцом.

Кожа на шее Джорджа натянулась, он захлебывался кровью, льющейся в глотку.

— С-с-с... — вот все, что он смог из себя выдавить.

Подбородок Брадлоу уперся в напрягшееся плечо парня.

— Кто... должен... прийти? — внятно повторил Брадлоу тихим голосом.

— С-с-с... — просипел Джордж.

В легких больше не осталось воздуха, поэтому говорить он уже не мог и чувствовал, что сознание начало рассыпаться на отдельные картинки, постепенно исчезая, подобно отражению в воде, разбитому брошенным камнем. Наверное, он хотел сказать «смерть», но сейчас ему было не вспомнить. Легкий ветерок скользнул по бедрам, и Джордж подумал, что, может, у него и в самом деле сломан хребет, а он где-то слыхал, что холодящее чувство предвещает паралич конечностей.

От страшного удара сзади его голова стукнулась об пол, и он рассадил подбородок. Так в полузабытьи мальчик лежал несколько долгих секунд, прежде чем понял, что больше никто не давит ему на спину. Слышны были хрипы и звуки возни, но парень лишь стонал, не в состоянии пошевелиться, — спина у него совсем онемела.

Позади, где-то ближе к двери, раздавались гортанные животные звуки, а потом что-то тяжелое свалилось с грохотом на пол. Кое-как перевернувшись на спину, Джордж медленно повернул голову и увидел в дверях темную высокую фигуру, сигналящую кому-то снаружи только что зажженным фонарем. Значит, ветерок, который он почувствовал спиной, был сквозняком от открытой потихоньку двери. На полу лежал Брадлоу, и Джордж видел, как под ним растекается пятно, более темное, чем окружающие тени.

Высокий человек повернулся и быстро подошел к Джорджу. Он опустился на колени и, обнажив крепкие зубы, желтые от света фонаря, сказал:

— Сегодня третья ночь, дружок. Я уж думал, он никогда не заснет.

Раздался скрип подъезжающего к дому фургона. Джордж с трудом поднялся на ноги, перешагнул через тело Брадлоу и выскочил во двор. Фургон остановился. Кучер держал над головой фонарь, чтобы лучше разглядеть, что происходит.

— Господи Исусе! — сказал он, увидев мальчика.

Слез с повозки, дал Джорджу тряпку вытереть лицо и наскоро осмотрел порезы. Потом из-под сиденья он достал топор и холщовый мешок, большим пальцем через плечо указал Джорджу, что нужно залезть в фургон, и вошел в дом.

Джордж заполз на устроенную в фургоне лежанку и лег на спину, тяжело дыша и притянув дрожащие колени к груди. Тусклым взглядом он стал смотреть на небесные созвездия, благодарный судьбе, что не лишился зрения, он вспоминал Крысенка на корабле голландца — немого юнгу, который спас его от Брадлоу и остальных головорезов, который кормил его, утешал и показывал твердой уверенной рукой созвездия Медведя, Ориона, Дракона. Когда Джордж сошел с корабля в Бостоне, Крысенок не мог сдержать слез и беззвучно плакал, но капитан Кугин сразу понял, что Джордж никогда не станет хорошим моряком.

Парень чувствовал, что язык начал разбухать и боль во рту беспокоит его сильнее, чем в других местах. Он приоткрыл рот, чтобы легче дышалось, и, отхаркивая кровь, подумал, что, может, он и сам теперь не сможет разговаривать.

Кугин отвез его из Бостона в дом человека по имени генерал Букин. Знакомя их, капитан сказал: «Это, парень, мой брат». Заметив удивление на лице мальчика, он написал на песке под ногами фамилию «Кугин», стер пальцами буквы «К» и «Г», а потом переставил их местами — и «Кугин» превратился в «Гукина». Подошвой ботинка он стер написанное и сказал на прощание с серьезным видом:

— Я такой же голландец, как и ты, приятель. И я не пират, хотя многие меня таковым почитают. Корабль мой состоит на службе у моего брата, и самое лучшее, что ты можешь сделать, — это тоже послужить ему.