Жена Хана

— Потому что он человек… и я человек. Потому что он твой дед и он тебя любит…и я люблю…тебя.

То ли безрассудная, то ли святая и внутри саднит, болит, режет. И Хан не знает, что это такое, что это за чувство, сводящее его с ума и заставляющее задыхаться без нее. Взял тонкую руку с забинтованными пальцами и невольно поднес ее к губам, вспоминая рваный порез между пальчиками и ощущая, как возвращается та самая разрушительная волна, которая превратила его в безумца, когда он метался и искал Ангаахай. Как расшвыривал в стороны гостей, как принюхивался, словно зверь и сатанел от понимания, что ее нигде нет. Он орал ее имя, ломился в каждую из комнат. Он перестал быть собой …тот чокнутый, испуганный мальчишка носился по особняку деда, задыхаясь в истерической панике и трясся от боли и страха, что он опять ничего не может сделать, он опять бессилен перед стихией, он слаб и немощен. Если б не проклятая, сумасшедшая ворона Хан бы не нашел Ангаахай. Ему и в голову не приходило, что жена могла пойти следом за дедом…

Позже, когда выносил на руках Батыра из горящего дома, тот шептал надтреснутым голосом:

— Ее… первую…твоя ахиллесова пята…все это видели.

— Заткнись! Она спасла тебе жизнь!

— А ты бы предпочел, чтобы она этого не делала…, - и рассмеялся, кашляя и хватая воздух.

— Кто б не предпочел? — нагло спросил Хан, укладывая деда на носилки, — Не знаю никого, кто захотел бы рисковать своей шкурой для тебя.

Дед вдруг схватил его за руку и сильно сжал.

— Ты лжешь. Ты бы рискнул. Я знаю.

— Не льсти себе…, - наклонился к старику, — я все еще помню, как ты вынес приговор моей матери. Для меня — ты один из ее убийц. Я бы с радостью вырвал тебе сердце и отнес на ее могилу.

— Так, что ж до сих пор не вырвал?

— Я не ты.

— Ошибаешься, внук. Ты больше я…чем я сам! Ты — мое отражение!

— Я предпочту разбить зеркало.

— Не посмеешь… — прикрыл веки, откидываясь на подушку, — найди того, кто это сделал…

— Каждый в этом доме способен на убийство. В них во всех течет твоя кровь.

— Сукин сын!

— Но я найду…потому что не хочу, чтоб в нашей стае прятался шакал.

Сейчас ему хотелось впитать в себя ее боль и унять свой собственный страх наслаждаясь близостью, пожирая голодным взглядом ее лицо и изнемогая от облегчения, что Ангаахай жива.

— Ты моя женщина. Не смей рисковать тем, что принадлежит мне! — сказал грозно и в то же время прижал к лицу ее руку, закрывая глаза, касаясь губами кончиков прохладных пальцев.

«Люблю тебя…люблю» — как же сладко звучит, как болезненно сладко.

Уставший от дистанции, вымотанный войной с самим собой, опустошенный страхом ее потерять. Словно выбравшийся из могилы на солнечный свет. Оголенный, обнаженный до мяса, жаждущий ощутить даже боль…но только не эту пустоту, когда ее нет рядом.

— Я хочу…хочу, чтобы и ты принадлежал мне…, - сказала так робко, так тихо, приподнимаясь и проводя забинтованной ладонью по его заросшей щеке, всматриваясь кристально-чистыми глазами ему в глаза, в самую тьму, в самую душу. Заставляя грязного мальчишку дрожать, разжимая руки…

— Хочу любить тебя…позволь мне, пожалуйста, Тамерлан.

Только Сарнай называла его так. Тамерлан…только ей было можно.

Всматривался в зрачки молодой женщины, сжимая ее хрупкие плечи, Хан понимал, что впервые ему нравится, как это имя звучит в других устах. Ангаахай подалась вперед и прижалась губами к его губам, заставив вздрогнуть, заставив со стоном ответить на поцелуй, зарыться в ее волосы, силой притягивая к себе…и мальчишка, проклятье…раскрывает окровавленные ладони, протягивая вперед, а там пусто. Там ничего нет.

И мучительной вспышкой губительное понимание, от которого сводит судорогой все тело.

Оно уже давно в маленьких женских ладонях пульсирует, двигается, дышит. Сердце Тамерлана не принадлежит ему самому.

Глава 10