Жена ловеласа

Адвокат готовил документы. Люк намеревался отдать Лавинии столько денег, сколько она захочет, и еще оставить квартиру в Лондоне. У него возникли проблемы в отношениях с сыном. Хотя мальчик уже вырос и учится в Экс-ан-Провансе,[164] он, конечно же, очень расстроился. Люк не хотел вдаваться в подробности, но, судя по всему, сын принял сторону матери. Люк обещал скоро вернуться, говорил, что скучает по всей компании, и без конца повторял, как любит свою Пандору.

* * *

Наконец Люк сообщил, что прилетает в 13.45 рейсом авиакомпании «Эр Франс» из Парижа. Мэгги стояла у барьера, наблюдая, как из дверей высыпали люди, тащившие чемоданы на колесах. Любящие бабушки и дедушки встречали внуков и их матерей, влюбленные радостно обнимались, бизнесмены молча подходили к своим водителям, которые стояли, выстроившись в ряд, как хористы в опере, и держали таблички с именами.

Каждый раз, когда открывались двери, у Мэгги замирало сердце — желание увидеть Люка было почти невыносимым. Через какое-то время поток прибывших пассажиров иссяк и двери закрылись. Он не прилетел. Естественно, Люк передумал и не прилетел. Все это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Мужчины часто говорят женщинам о любви, но в большинстве случаев их слова ничего не значат — уж Мэгги-то много знала об этом. Пообщавшись за предыдущие месяцы с множеством женщин, она могла уже составлять статистические сводки. Она беззвучно расплакалась от горького разочарования — никогда еще ей не было так мучительно больно.

И в этот миг двери распахнулись — появился Люк, театральным жестом распахивая объятия.

— Mon amour! — закричал он что есть силы.

Мэгги в отсутствие Люка тоже не бездельничала. Она решила снять новую квартиру, в каком-нибудь районе, никак не связанном с их прошлой жизнью. Итак, они начнут новую жизнь в Ноттинг-Хилле; а остальные члены «семьи» останутся в «Детективном агентстве Пандоры», где все будет идти по-прежнему.

Мэгги отвезла Люка на такси в их новый дом, обставленный современной итальянской мебелью в минималистском стиле. Ей захотелось чего-нибудь совершенно нового, не напоминавшего ни о буржуазном комфорте Ледбери, ни о хрустальных люстрах в посольстве, ни о банальной обстановке квартиры Джереми. Люк пришел в восторг и с наслаждением растянулся на низкой кровати, покрытой китайским лаком.

— О, Пандора, — проворковал он, — пожалуйста, иди ко мне скорее…

Падая к нему в объятия, Мэгги невольно обратила внимание на то, что у него дырявый носок. Теперь она будет за ним присматривать…

Они занялись любовью, а потом просто лежали рядом. С чувством глубокого удовлетворения Мэгги подумала: правы те, кто связывает с Францией все, что имеет отношение к сексу.

Люк прижал ее к себе.

— Я так рад, что ты здесь, со мной, — сказал он. — Очень тяжело так круто менять жизнь…

— Знаю, — тихо ответила Мэгги. — Ты рассказал Лавинии обо мне?

— Конечно.

— Назвал мое имя?

— Да. Она сказала, что твоя фамилия ей знакома, но она никогда не слышала, чтобы в твоей семье встречалось имя Пандора.

— Ничего удивительного…

— Но для меня ты всегда останешься Пандорой.

— Она ничего больше обо мне не спрашивала? Не спрашивала, что я за человек? — настойчиво допытывалась Мэгги.

— Нет, но я ей все равно рассказал! Рассказал, какая ты красивая, чувственная, очаровательная, какая нежная и добрая, верная и надежная, ma douce[165] Пандора.

— И это все? Она, должно быть, умирает от желания со мной познакомиться, — холодно ответила Мэгги.

Люк повернулся к ней, желая убедиться, что она просто поддразнивает его.

— Она больше не задавала вопросов?

— Спрашивала, где ты выросла и где училась. Ты же знаешь этих англичан. Всегда хотят знать, в какую ты ходил школу.

Мэгги вспомнила свою темно-красную юбку в складку и кардиган — форму школы для девочек. Она играла в хоккейной команде. Ей всегда было ужасно холодно — и на хоккейной площадке, и в длинных коридорах, по которым ученицы ходили строем, и в классных комнатах, где все боролись за место у батареи. А какой душевный холод исходил от учительниц, увядавших, точно листья на ветвях жизни… И кто только выдумал, будто школьные годы — самые лучшие! Мэгги вдруг поняла, что лишь теперь в первый раз по-настоящему счастлива.

Люк пообещал — они поженятся, как только будет оформлен развод. Устроят скромную свадьбу для самых близких, свидетелями пригласят Эсмеральду, Золтана и Симону. Он надеялся, что его сын тоже приедет.

— Ты должна познакомиться с Джеромом, — повторял он. — Уверен, вы с ним сразу найдете общий язык. Вы ведь оба англичане, в конце-то концов!

Они решили проводить несколько месяцев в году в Лондоне, где Мэгги могла бы следить за работой своего агентства, а Люк — продавать вино. Остальное время они будут жить в его маленьком замке.