Жена между нами

Солнце как будто нарочно ярко светит сквозь незакрытые жалюзи и режет глаза. На часах почти девять. Мне придется снова позвонить на работу и сказаться больной. «Сакс» уже в который раз остается без меня, а я – без комиссионных. Вчера у меня было такое тяжелое похмелье, что мой хриплый голос звучал достаточно убедительно, когда я рассказывала Люсиль, что все еще больна. Я весь день провела в постели со своей второй бутылкой вина, а потом прикончила еще полбутылки, оставшиеся от вечеринки тети Шарлотты, но изгнать из сознания картины, рисующие переплетенные тела Ричарда и его невесты, не удалось, и я выпила еще и таблетку.

Я хочу набрать номер, но из глубины желудка поднимается тошнота, и я бросаю телефон и бегу в ванную. Я падаю на колени, но меня не рвет. Желудок настолько пуст, что, кажется, прилип к спине.

Я заставляю себя подняться на ноги, опираюсь на раковину и выворачиваю кран, жадно глотая воду с металлическим привкусом. Затем брызгаю себе водой в лицо и смотрю на свое отражение.

Мои длинные темные волосы спутались, глаза запали. Выемки под скулами углубились, а ключицы обозначились резче. Я почистила зубы, попытавшись соскрести вкус застарелого алкоголя, и надела халат.

Я снова падаю на кровать и берусь за телефон. Набираю номер «Сакс» и прошу соединить меня с Люсиль.

– Это Ванесса, – я радуюсь, что голос у меня по-прежнему сиплый. – Прости, но я все никак не поправлюсь…

– Когда, как тебе кажется, ты сможешь вернуться на работу?

– Завтра, наверное, – рискую предположить я. – Послезавтра точно.

– Ясно, – Люсиль не сразу продолжает. – Сегодня начинается предпродажа. Будет много работы.

Она делает многозначительную паузу. Люсиль, наверное, за всю свою жизнь не пропустила ни одного рабочего дня. Я вижу, как она оценивает мои туфли, мою одежду, часы. Вижу, как ее рот стягивается в ниточку, когда я опаздываю. Она думает, что знает меня, что эта работа – моя прихоть, она уверена, что таких, как я, она обслуживает каждый день.

– Хотя, ты знаешь, у меня уже нет температуры, – быстро говорю я. – Наверное, я попробую приехать.

– Хорошо.

Я вешаю трубку и перечитываю сообщение Ричарда, хотя каждое слово и без того клеймом выжжено в моей памяти, потом усилием воли заставляю себя пойти в душ, вывернув рукоятку как можно дальше влево, чтобы вода была обжигающе горячей. Я стою под душем, пока кожа не становится ярко-красной, и вытираюсь полотенцем. Сушу волосы, делаю высокий пучок, чтобы скрыть отросшие корни и обещаю себе покрасить их вечером. Надеваю простой серый кашемировый свитер, черные брюки, черные балетки. Накладываю лишний слой консилера и румян, чтобы скрыть желтоватую бледность кожи.

Выйдя на кухню, я обнаруживаю, что тети Шарлотты нет дома, но она оставила для меня завтрак на столе. Я пью кофе и нехотя отщипываю кусочки бананового кекса. По вкусу чувствуется, что он домашний. Мой желудок сразу восстает, и я заворачиваю остатки своего куска в бумажное полотенце и кидаю в мусорное ведро, надеясь, что она решит, будто я его съела.

Входная дверь закрывается за мной с металлическим щелчком. Кажется, за последние два дня на улице произошло глобальное потепление. Я сразу же понимаю, что слишком тепло оделась. Но переодеваться уже поздно: Люсиль ждет. Да и метро всего в четырех кварталах.

По пути на меня накатывают волны горячего, едкого, удушливого воздуха: тележка с вафлями на углу, мусор, который давно никто не убирал, струя сигаретного дыма, ударившая мне прямо в лицо. Наконец я добираюсь до входа в метро и спускаюсь вниз по ступенькам.

Солнце резко исчезает, а влажный воздух становится здесь, внизу, еще плотнее. Я вытаскиваю карточку и прохожу через турникет, чувствуя, как железный поручень с трудом поддается моей руке.

Из тоннеля вырывается поезд, но это не моя ветка. Толпа наседает, подкатывает к самому краю платформы, но я вжимаюсь в стену, подальше от смертоносного электрического тока путей. Некоторые падают туда, спеша навстречу своей смерти; некоторых сталкивают вниз. Иногда полиция даже не может разобраться, что на самом деле произошло.

Молодая женщина облокачивается о стену рядом со мной. Светловолосая, худенькая, она явно на последних сроках беременности. Она нежно поглаживает живот, описывая рукой круги. Я, как загипнотизированная, наблюдаю за этим движением, и его центробежная сила возвращает мою память к тому дню, когда я сидела на холодных плитках пола в ванной, пытаясь угадать, сколько полосок покажет тест на беременность.

Мы с Ричардом хотели детей. Чертову дюжину, любил шутить он, хотя между собой мы договорились остановиться на трех. Я ушла с работы. Каждую неделю к нам в дом приходила горничная. У меня была только одна обязанность.