Мать всегда была любопытна, а после смерти Дэниэла стала откровенно навязчивой, будто заполняя его отсутствие активным участием в моей жизни. С рождением Тома она прямо-таки поселилась у нас. Может, она заметила в свободной комнате книгу под кроватью, вещи Эда в сосновом комоде и недопитую бутылку вина у шкафа (не мою – я перестала пить, как только узнала о беременности)? Красноречивые свидетельства того, что мой муж уходит туда ночевать.
– Там моей спине удобнее, – объяснил Эд, впервые предложив спать раздельно.
Вначале меня это задело, но чем больше Том вопил, когда я пыталась расчесать ему волосы («Больно!») или кто-то брал его «особую чашку» («Где она, где она?»), тем сильнее мы с Эдом раздражали друг друга. Иногда накопившееся раздражение выливалось в оглушительные скандалы.
– Я не могу справиться с двумя истерящими детьми! – закричала я во время одной особенно резкой ссоры, когда Эд велел Тому «взять себя в руки».
Лицо Тома сморщилось в недоумении.
– Как это – себя взять? – спросил он.
Изъясняться с ним надо было абсолютно точным языком. «Уймись» он смешивал с «уймой», «витать в облаках» для него значило каким-то образом взлететь в рай и там застрять. «Можешь пойти в кровать?» он понимал как «сумеешь забраться в кровать?», то есть как вопрос, а не просьбу ложиться спать.
Наши гнев или слезы ничего не меняли – Том с трудом воспринимал чужие эмоции.
– Почему они плачут? – спросил он, увидев по телевизору бесконечный поток беженцев.
– Потому что у них больше нет дома, – объяснила я.
– А почему они себе новый не купят?
Такие вопросы можно стерпеть от малыша, но, когда Том подрос, это стало просто неприличным. Мы едва держались, почти как в старые недобрые времена, когда чуть не развелись. Мамино предложение нас буквально спасло: Том переехал к бабушке и дедушке в Девон, к морю. Школа, куда раньше ходили мы с братом, была совсем близко от дома. Директриса радостно заявила, что с каждым годом к ним приводят все больше «особенных детей», так что волноваться не о чем. Мы с Эдом стали навещать сына по выходным. Не приходилось сомневаться, чем станет переезд Тома для моих родителей: после его рождения с матери будто спали чары, заставлявшие ее считать Дэниэла живым. У нее появилась новая миссия – внук.
Вынуждена признать, что отсутствие Тома позволило нам с Эдом снова стать парой. У нас появилось время поговорить за едой, полежать вечером на диване, переплетя ноги в уютном молчании, снова открыть для себя тела друг друга. Не скажу, чтобы в нашей постели присутствовала (или присутствует) бешеная страсть, но есть удовлетворение. И любовь.
Эд не оставлял попыток стать известным художником. Казалось, успех был ему гарантирован, особенно после третьей премии на престижном конкурсе. Но дела на этом рынке идут медленно, как ему сказали. Время от времени Эду удавалось убедить какую-нибудь галерею выставить что-то из его работ, но только когда анонимный коллекционер приобрел «Маленькую итальянку», у Эда наконец-то появились деньги для осуществления своей мечты – открытия собственной галереи.
По иронии судьбы, моя карьера после рождения Тома пошла в гору. К моему немалому удовлетворению, меня сделали одним из партнеров фирмы благодаря неизменно успешной работе с самого процесса Джо Томаса (который, кстати, положил начало целой серии компенсационных выплат пострадавшим по всей стране и изменениям в законодательстве о промышленной безопасности и охране труда). Вердикт по делу попал в сборник решений федеральных судов, а я сделала себе имя.
Не меньшее удовлетворение я испытала, узнав, что Давина наконец-то вышла замуж за йоркширского землевладельца. На свадьбу мы не поехали: Эд клялся и божился, что никогда мне с ней не изменял, но я по-прежнему чувствовала себя неловко в ее присутствии.
За эти годы наша с Эдом семья стала гораздо крепче. Говорят, что больной или сложный ребенок либо разводит, либо сплачивает родителей. К моему удивлению, отношения у нас стали гораздо лучше.
– Мои ботинки-и-и! Я не могу их надеть, вы их трогали!
Вопли сына вернули меня в реальность. Если я не успею на утренний поезд до Ватерлоо, опоздаю на важную встречу.
– Я разберусь, – твердо повторила мама.
Иногда мне кажется, что она взяла на себя воспитание Тома, решив на этот раз все сделать правильно. С Дэниэлом она потерпела неудачу – или ей так кажется, – но во второй раз, с внуком, она прежних ошибок не допустит.
– Вот, чуть не забыла. Пришло для тебя несколько дней назад.
В результате я, трусиха, послушалась маму, прыгнула в машину, в которой ждал папа, и обмякла на сиденье, с облегчением закрыв глаза.
– Эд тебя хоть встретит? – спросил отец.