Жена мудреца (Новеллы и повести)

— Впоследствии она прямо призналась мне, что это была не случайность. С того утра мы были неразлучны — Клара, Фанни и я. Мы поселились на берегу одного из ваших восхитительных австрийских озер. У нас был очаровательный домик: впереди — вода, сзади — лес, и ни души поблизости. Мы были очень счастливы.

Зигурд говорил так медленно, растягивая слова, что Лейзенбог боялся сойти с ума.

«Зачем он призвал меня сюда? — подумал он. — Что ему надобно от меня?.. Она созналась во всем?.. Но что ему до этого?.. Почему он не сводит с меня глаз?.. Зачем я вообще сижу в Мольде на веранде с Пьеро?.. Не сон ли все это?.. Что, если я еще покоюсь в объятиях Клары?.. И это длится все та же ночь?..» — И, помимо своей воли, он широко раскрыл глаза.

— Ты отомстишь за меня? — вдруг воскликнул Зигурд. — Отомстить?.. Но я еще не знаю, что произошло, — говорил барон. Его собственные слова долетали до него как бы издалека.

— За то, что она погубила меня: я пропал.

— Расскажи, наконец, в чем дело, — потребовал Лейзеибог сухим и твердым голосом.

— С нами была Фанни Рингейзер, — снова заговорил Зигурд, — славная девушка, не правда ли?

— Да, славная, — подтвердил барон, и его память тотчас нарисовала ему полутемную комнату с обитой голубым бархатом мебелью и репсовыми занавесками, где некогда он беседовал с матерью Фанни. Сколько столетий тому назад это было?

— Она не очень смышленая девушка, не правда ли?

— Верно, — согласился барон.

— Я это знаю, — сказал Зигурд. — Она даже не подозревала, как счастливы мы были. — Он замолк — и надолго.

— Дальше! Барон ждал.

— Однажды утром, когда Клара еще спала, — вернулся к своему рассказу Зигурд, — а она всегда вставала поздно, я отправился в лес на прогулку. Неожиданно ко мне подбежала Фанни. «Спасайтесь, господин Ользе, пока еще есть время; уезжайте: вы в большой опасности!» Как ни странно, сначала она не хотела мне ничего открыть. Но я не отпускал ее от себя, пока не выспросил, что за опасность, по ее мнению, угрожает мне. О, она думала, что меня еще можно спасти, а то она не раскрыла бы рта.

Зеленый плед на перилах вздулся, как парус; лампа на столе замигала.

— Что тебе рассказала Фанни? — сурово спросил Лейзенбог.

— Помнишь тот вечер, — сказал Зигурд, — когда мы все были в гостях у Клары? Утром того же дня Клара ездила с Фанни на кладбище, и на могиле князя она поверила своей подруге ужасную тайну.

— Ужасную тайну? Барон содрогнулся.

— Да. Ты знаешь, как умер князь. После своего падения с лошади он прожил еще несколько часов.

— Я знаю.

— Около него не было никого, кроме Клары.

— Знаю.

— Он никого не хотел видеть — только ее. И на смертном одре он изрек проклятье.

— Проклятье?

— Да, проклятье. «Клара, — сказал князь. — Не забудь меня. Не знать мне в могиле покоя, если ты меня забудешь». — «Я тебя никогда не забуду», — ответила Клара. «Клянись мне, что ты меня никогда не забудешь!» — «Клянусь!» — «Клара, я люблю тебя, но мой час пробил…»

— Кто это говорит? — вскричал барон.

— Я это говорю! — воскликнул Зигурд. — Но я передаю слова Фанни; Фанни передает слова Клары; Клара передает слова князя. Ты понимаешь меня?

Барон весь обратился в слух. Он словно слышал, как звенит в ночи голос мертвого князя, — голос, вырывавшийся из гроба, запертого на тройной замок.

— «Клара, я люблю тебя, но мой час пробил! Ты еще так молода, а я умираю… Мое место займет другой… Я знаю: так будет. Другой вкусит счастье в твоих объятьях… Он не должен, не смеет. Я проклинаю его! Слышишь, Клара, — проклинаю его!.. Да провалится в преисподнюю первый же, кто поцелует твои губы, обнимет твой стан! Клара, небо внемлет проклятию умирающего!.. Береги себя — береги его!.. В ад его!.. Да поразит его безумие, несчастье и смерть!.. Горе! Горе! Горе!..»

Зигурд — чьими устами, казалось, говорил мертвый князь — поднялся; высокий и тучный, он стоял в своем белом фланелевом костюме и смотрел в светлую северную ночь. Барона бил сильный озноб. У него словно заледенело все тело. Из его горла рвался крик, но он только беззвучно разевал рот… В этот миг он перенесся в маленькую залу в школе фрау Эйзенштейн, где он впервые увидел Клару. На сцене стоял Пьеро и декламировал:

— С этим проклятием на устах князь Беденбрук умер, и… знай!.. несчастный, в чьих объятиях она лежала, обреченный, на чью голову должно пасть проклятье, это я!.. я!.. я!..

Сцена рухнула с громким грохотом и на глазах у Лейзенбога погрузилась в море. Барон, как деревянная кукла, опрокинулся вместе с креслом назад.

Зигурд вскочил и позвал на помощь. Подоспели два лакея; они подняли бесчувственное тело и положили его на кресло, сбоку от стола; один побежал за врачом, другой принес воду и уксус. Зигурд растер барону лоб и виски, но тот не шелохнулся. Пришел врач и приступил к осмотру. Осмотр занял совсем немного времени.

— Этот господин мертв, — произнес врач.