Жена Нави, или Прижмемся, перезимуем! [СИ]

— Свет очей моих, — умоляла Настенька, всхлипывая и вжимаясь в полог чужой шубы. — Батюшка… Замолви за Ванюшку словечко… А то пока медведем ходить будет, пристрелят ненароком! Что я тогда буду делать?

Дальше шел такой поток любви, что меня чуть не унесло из избы.

— Ладно, подумаем, — послышался милостивый голос Карачуна. Значит так, да? Что-то внутри меня убеждало меня, что я тут единственная, способная розовыми соплями лед растопить, а тут, оказывается, любая может!

Мы вышли из избы. На улице столько сугробов намело, что Настеньку по пояс в снег утянуло.

— Домой иди, — выдохнула я, видя, как избушка Лешего исчезает вместе с Семен Семенычем. Обидно, но я так и не отыграла своих белок! Они бы мне вон как пригодились! Целое стадо! Стадо белок! Эээх! Ну почему я с восьмерки не зашла? А так бы собрала козырных тузов побольше!

— Что приключилось? — послышался голос Карачуна. Он склонился ко мне.

— В карты проиграла, — соврала я, понимая, что сама дура. Сама придумала, сама поверила. И кто в этом виноват? Только я сама!

— Да не реви, — послышался голос, когда я думала о том, что пора бы перестать придумывать себе мужиков. — Чай не корову!

— А лучше бы корову! — возмутилась я, пытаясь взять себя в руки. — Белок… Целое стадо! Оно было у меня почти в кармане, как вдруг он опять с козырей пошел!

— Нашла с кем в карты играть! С Лешим, — хохотнул Карачун. — Ну ты даешь! Ну все, не реви!

Еще немного, и я докачусь до Ванюшки. Кстати, а где Настенька? О! За нами плетется. Может, ей хоть шубу дать?

— Ладно, не реви, — проскрипело дерево, когда я стряхивала слезы-льдинки. — Белок дать не могу! Водяному должен! А вот лис бери! Считай, большие белки! На злобу Карачуну! Хи-хи!

И тут я увидела лис. Муж сверкнул глазами, мол, какая коряга заговорила. А я тянула руки к красивым огненным зверькам. Они такие красивые!

— Можете Настеньку в деревню проводить? — спросила я, глядя лесных красавиц, которые появлялись, из-под елей.

— Ой! — пискнула Настя, когда лисы погрузили ее на себя и потащили с поляны. Ничего себе!

— Как доедешь — отзвонись! Хотя бы в колокол, — вспомнила я, что телефонов тут нет. — Марфуша! Аленка! Я вас прошу! Проследите за тем, чтобы Настеньку домой доставили!

Не то, чтобы на сердце неспокойно было. Скорее, я просто не хочу опять просыпаться от крика: «Ванечка! Ванюша!»

— Чив-чив-чиво? — чирикали воробьи вокруг меня, слетев с ветки.

— Ща сделаем! — выдала то ли Марфуша, то ли Аленка. И стайка воробьев полетела туда, где за косматыми елями скрылась лисья процессия.

— Боишься, заругаю? — спросил Елиазар, глядя на меня. — А я заругаю. Ты пошто людей из лесу выводишь! Неблагодарные они! Вон в этом году что? Жалуются на меня, что посевы плохо укрыл! А сами что? Когда им было сказано урожай снять?

Говорил он негромко. И без злобы.

— Может, потому что я сама человеком была? — спросила я. — Ты ведь никогда человеком не был. Откуда тебе знать, что чувствует человек, заблудившийся в лесу? Вот и все.

Я опустила голову, думая про то, что пора заканчивать с выдуманными принцами. Мои ноги легко шли по толстому насту. И я не провалилась.

— А сейчас-то ты чего? — послышался голос за спиной.

— Вижу, что тебе с лаской любая подойти может, — буркнула я, раздумывая, может конфету съесть? С горя?

— Люди для меня что дети, — послышался усмехающийся голос, пока я шарила рукой в кармане в поисках конфеты. Ну и глубокие же карманы! Прямо не карман, а целый рудник! Где эта конфета? Или в левом? Сейчас полезем в левый!

— Дети, значит, дети, — вздохнула я, доставая конфету и разворачивая ее. Засунув ее в рот, я поняла, что что-то тут не то.

— Тьфу! — выплюнула я, пытаясь посмотреть завод изготовитель. — Гадость-то какая!

Фантик был потерт. И на нем уже мало что можно было разглядеть. Я засунула руку за второй, достала ее и понюхала. Конфетка пахла… эм… природой!

— Это что такое? — удивилась я, рассматривая конфету.

— Заячий помет, — послышался голос Буранушки. — Леший мастак заячьим пометом гостей кормить! А коли хлеб дает, так то березовый гриб. А людям кажется, что хлеба краюха!

— Тьфу! Фу! Бе! — сплевывала я на снег, вспоминая довольное лицо Настеньки, уплетающей хлебушек с вареньем. — Бе!

Я пыталась счистить с языка конфету, морщась и стараясь не представлять, из чего было варенье. Мои вопли спугнули зайца. Он бросился в лес.

— Беги, шоколадная фабрика! Фу! — у меня даже слезы на глаза выступили. — Надо же! Тоже мне… Ой, тьфу! Это ж надо!

Я прижала руку к лицу, как вдруг почувствовала, что меня обняли и к себе прижали. Я уткнулась в шубу, чувствуя, как меня гладят по голове и смеются.

— Надо же! Повеселила ты меня! Надо ж было у Лешего конфеты брать! — послышался смех.

— А я откуда знала! — мне было так обидно. — Я уже поняла, что у Лешего ничего брать нельзя!

— Ну все, полно, — послышался голос. — Не реви. Нашла из-за чего расстраиваться!

А меня похлопали по спине так, что вправили сразу все позвонки.

— Еще снежком дом Лешему присыплем, — послышался голос. Я подняла глаза, чувствуя себя маленькой девочкой.