Жена нелегала

– Я, Джули и Шанталь. Ну и Володя с еще одним… помощником, само собой. В твоей гостинице номера найдутся?

– Найдутся-то найдутся… Только тебе здесь не понравится…

– Неважно, я всего на один день. Попроси у них там люкс какой-нибудь.

– А заранее предупредить не мог?

– А ты считаешь, надо было трезвонить об их приезде по телефону?

Щелин был прав. Трезвонить не стоило. И быстро, неожиданно привезти англичанок в Киев – это была гениальная идея. Учитывая близкую дружбу Щелина с украинским послом в Москве, получить для них срочные визы, видимо, не составило труда. Теперь можно было попытаться на месте разобраться с местным претендентом на звание Карла. И даже если результат этого расследования окажется неудовлетворительным, если он будет самозванцем или вообще больше не появится, все равно можно сходить, с фотоаппаратом или даже с камерой, по историческому маршруту – от Оболони до зубоврачебного кабинета лекаря Столярова. Все это, безусловно, имело журналистский смысл. Могло бы придать очерку и драматизма, и таинственности. Другое дело, насколько выносимо все это будет для Джули…

Джули выглядела лет на десять старше, чем в Фолкстоне – была бледна как мел, с красными кроличьими глазами. Видно, много ночей толком не спала, но все равно держалась твердо, говорила ровным, четким голосом. Вежливо со всеми здоровалась и знакомилась. Данилин в очередной раз восхитился ее английским характером – вот чего иногда не хватает русским женщинам… Впрочем, и мужчинам тоже. Его восхищение не уменьшилось даже от того, что она, кажется, не сразу его узнала.

А потом долго извинялась, объясняла, что после всех перелетов и посещения кладбища под Красноярском потеряла способность узнавать людей. Хорошо, еще Шанталь ни с кем не перепутала.

Но разве Шанталь можно было с кем-нибудь спутать?

В свои восемнадцать лет она была невероятно хороша, похожа на мать, но улучшенный ее вариант. Волосы, в отца наверное, у нее были черные как смоль и густые, как у цыганки. И при этом Джулины голубые глаза. Но самое при этом важное – лицо необыкновенно живое, выразительное. «Тонны обаяния», так, вспомнил Данилин, Джули говорила о Карле. Ну, тонны, может быть, были в данном случае неправильным словом. Тонны – это тяжесть, которая может задавить. С Шанталь же общаться было легко. Она одним своим присутствием разряжала напряжение. Живой антидепрессант, решил Данилин. И подумал: «Эту девушку надо охранять, нельзя дать ее в обиду. А то будут приставать всякие со всех сторон. В Англии, наверно, тоже пристают, но за Англию я не отвечаю».

Получалось, что ответственность за безопасность Шанталь на территории бывшего Союза он почему-то готов был взять на себя.

Шанталь было все ужасно интересно в Киеве, и Данилин с удовольствием отвечал на ее вопросы. Хотя на самом деле не был достойным гидом, знатоком города. Здесь бы требовался кто-нибудь другой. Но, как мог, говорил что-то дежурное про Киево-Печерскую лавру, про Софийский собор, объяснял, как это так получилось, что Киев, главный город первого русского государства, теперь к России никакого отношения не имеет и даже стал столицей другой, независимой страны. Что делать – причуды истории. Не повод для того, чтобы воевать. Хотя в бывшей Югославии при схожих обстоятельствах именно это и случилось. С известными трагическими последствиями. А здесь вот никакой трагедии, чудесный, красивый город, и на улицах столько же русской речи, сколько и украинской. Но в Дублине английского языка больше, чем ирландского. И так далее. Но весь этот ликбез приходилось проводить почти воровато, вполголоса, чтобы не слишком беспокоить мать. Джули же явно было не до туристических впечатлений.

В машине Щелин показал Данилину фотографию могилы. На скромной плите с пятиконечной звездой было выбито: Юрий Скоробогатов, подполковник. И ниже – 14.01.1939–12.06.1984. И изображение выгравировано, более или менее похожее на фотографию Карла. С учетом условности жанра.

– Ну, и что они говорят? От чего же он умер?

– От нервного истощения якобы. Которое в свою очередь привело к отказу всяких там внутренних органов и в итоге к сердечной недостаточности.

– И что Джули?

– Она попросила оставить ее на могиле одну, сидела довольно долго, потом говорит шепотом твоей Татьяне: мне почему-то кажется, что это не он. Что его здесь нет. Не могу объяснить почему. Татьяне, кстати, это все тоже подозрительным показалось. У нее создалось впечатление, что могила – новодел. Вернее, могила-то аутентичная, а вот памятник с ней как-то не совпадает, не сочетается, что ли. Спасибо, кстати, твоей Тане, что она смогла вырваться, слетать с Джули в Красноярск, а то бы та зависела от местных переводчиков. Не говоря о том, что без нее ей и душу излить было бы некому.

– Я вообще поражен, что Татьяна так легко согласилась. И что ее с работы отпустили.

– Но я все-таки спонсор ее диссертации или кто? Да и ГИТИСу с ремонтом помогаю.

– Да, хорошо быть олигархом…