Жена нелегала

Но на лжи долго не проедешь, продолжал Карл. И вот плачевный результат. Вот эта Венемюнде — как раз осколок из его прошлого. Но она так умоляла его о встрече, о том, чтобы он сфотографировал ее на прощание, что он дал слабину. Она, кстати, пыталась добиться близости, но ничего у нее не получилось. Он понимает, что Джули может ему не поверить после всего. Но он торжественно клянется ей: больше ничего подобного не повторится. Он будет вежливо и твердо отказывать в подобных просьбах. Ведь он любит только ее, Джули. И обожает Шанталь. И семья для него — самое важное на свете. Все остальное — чепуха! И поэтому ему очень легко дать ей торжественное обещание: он будет самым верным мужем на свете, пусть она только даст ему шанс!

Джули несколько резанула эта последняя фраза — «будет верным»? Значит, признает, дает понять: до настоящего момента он верен ей не был? Конечно, она и сама подозревала, что он ей изменяет, но так надеялась, что ошибается! А теперь он признает, что… Но Джули тут же одернула себя: не надо, не надо в этом копаться! Что было, то прошло.

Надо смотреть в будущее, Карл прав. И поэтому вслух говорила: о да, конечно, мой любимый, я тебе верю, прости и ты меня за мой недостойный поступок. Но это все от любви к тебе, я вдруг испугалась, что тебя потеряла, и сошла с ума! Обещаю тебе, это больше не повторится. Карл потом еще стал говорить о том, каким ударом самоубийство одного из родителей становится для детей — это же вечная, неизживаемая травма! Что было бы тогда с Шанталь? Да и он сам не может уже представить себе своей жизни без Джули. В общем, она тут расплакалась, у Карла тоже, кажется, глаза увлажнились, они обнялись… И занимались потом любовью, но бережно, осторожно, словно боясь повредить друг друга.

Джули казалось: все ее беды позади. Тем более что Карл обещал сократить количество поездок, избегать фронтовых приключений и как можно больше времени проводить вместе с семьей.

И вроде бы все стало получаться. Но счастье длилось всего полтора месяца. А потом, откуда ни возьмись, снова материализовался Билл Дарби-младший. И это в момент, когда Джули о нем и думать забыла, была уверена, что никогда в жизни его больше не увидит. Джули пыталась не пустить его в дом, но он чуть не силой в дверь протиснулся. Выбрал, конечно, время, когда ни Карла, ни Шанталь не было дома, и вломился.

— Разве тетушка с вами не рассчиталась? — сердито спросила его Джули.

— Дело вовсе не в финансовой стороне дела. Хотя, не скрою, организация наблюдения за пределами Великобритании, а именно в Бельгии, потребовала больших накладных расходов. Хорошо, что мои старые коллеги из тамошней полиции согласились помочь практически бесплатно.

Потом Волчок принялся еще зачем-то рассуждать, что ему очень сильно повезло. Приходится признать: объект сам неожиданно появился в поле зрения. Когда на это не было уже никакой надежды. Просто, можно сказать, сам напоролся! Но везет, как известно, тем, кто…

Как будто Джули все это было хоть сколь-либо интересно! Она оборвала Волчка грубо, обрушилась на него яростно. Да как он посмел? Да кто ему разрешил? Она была уверена, что его миссия завершена! Она не нуждается в подобных услугах! У них с мужем полное взаимопонимание, доверие. Почему он опять вмешивается, пытается все сломать, уничтожить?

Она подаст на него в суд!

При словах о суде Волчок смешался. Такого поворота дела он никак не ожидал. Это какое-то недоразумение, бормотал он. Мисс Фиона Фернли его твердо просила продолжать работу и оплачивала его услуги. Расходы покрывала. У него имеется письменное подтверждение. Он был уверен, что это согласовано с миссис Бертон. Но если так ставится вопрос…

И исчез. Но пакет с новыми фотографиями оставил.

Сначала Джули ходила вокруг него кругами. Сама себе говорила: «Это надо уничтожить. Это надо уничтожить. Сжечь, не глядя. Любое другое решение будет величайшей глупостью, о которой ты будешь жалеть всю жизнь». Так она ходила и себя уговаривала. И, кажется, уговорила.

Вышла в сад, развела огонь. Вернулась, взяла пакет с фотографиями. Но на обратном пути в сад вдруг вскрыла его. Пальцы это сами сделали, помимо ее воли. А потом они вдруг вытащили одну всего фотографию. Даже не целиком вытащили. Наполовину.

Но от того, что она там увидала, ей сразу стало дурно. Она еле доковыляла до ближайшего стула в столовой. Села на него, держа пакет в руке. Понятия не имея, что будет делать с ним дальше. В голове у нее снова было бессмысленно пусто. Может, подумала она равнодушно, это Карл такой гипноз устроил? Внушил мне, что, как только я вижу что-нибудь подобное, я сразу немею, глупею, теряю возможность размышлять… Такой условный рефлекс. Ну и молодец, ну и правильно сделал, коли так.

Сидела-сидела, потом все-таки вынула снимки, стала их рассматривать. Ничего не чувствовала — ни гнева, ни отчаяния. Ничего. Разве что удивление — эта Венемюнде без одежды еще уродливее, чем можно было ожидать. Как вообще можно с ней любовью заниматься?

Потом долго сидела, держа фотографии в руке. Не двигалась. Полное отупение. Ступор.