Жена немецкого офицера

Я достигла совершенно нового уровня благосостояния, однако расслабиться не могла ни на секунду. В обмен на этот невероятный рост мне пришлось так глубоко утонуть во лжи, что я боялась потерять саму себя. Вена постепенно забывалась. С каждым днем я все слабее чувствовала связь с тем, что когда-то было для меня «настоящим». Порой я с ужасом думала, что скоро, взглянув в зеркало, увижу кого-то неизвестного. «Кто теперь знает, кто я такая? – спрашивала я себя. – Кто по-настоящему меня знает?»

Я работала в родильном отделении, среди бесчисленных младенцев. Я купала их, кормила, укачивала, успокаивала, когда они плакали. Принося детей на кормление, я видела, как радуются их матери.

«Мне уже почти тридцать, – подумала я. – Это немало. Я на собственном опыте знаю, как жутко, когда пропадают менструации, как страшно думать, что никогда не сможешь родить ребенка. Сейчас я могу это сделать, но долго ли еще продлится этот период? Возможно, меня снова поймают и заморят голодом. Кто знает? Кто знает, как долго продлится эта война, кто знает, какое нас ждет будущее? Возможно, это мой единственный шанс. Я живу с сильным, зрелым мужчиной, который ничего не боится и потрясающе умеет врать. Может, я смогу от него забеременеть. С ребенком я больше не буду одинокой. Ребенок всегда будет моим».

Я стала уговаривать Вернера завести ребенка. Он был против. От меня он детей не хотел. Видите ли, он верил в немалую часть нацистской расовой пропаганды и боялся, что в нашем ребенке будет доминировать еврейская кровь. А этого он не хотел. Мне пришлось найти способ обойти его нежелание.

Вечером я ждала Вернера у плиты, прислушиваясь к его шагам на лестнице. Я знала, что он часто заглядывал в замочную скважину: ему нравилось видеть, что я на кухне и готовлю ему ужин. Я вспомнила слова фрау Доктор: «Вот о чем мечтает большинство мужчин, Эдит – чтобы дома была теплая постель, чтобы ужин был наготове и чтобы их ждала женщина». Я чувствовала, что Вернер за мной наблюдает. По коже бежали мурашки. Он вошел. Я притворилась, что слишком занята готовкой и ничего не слышу. Вернер подошел ко мне сзади и на руках унес меня от плиты. Я даже не успела бросить ложку.

После ужина я предложила поиграть в шахматы. Я играла плохо, Вернер всегда выигрывал. Поскольку это были шахматы, он всегда заранее понимал, что выиграет, сразу замечал, что я где-то ошиблась, когда я притворялась, что не вижу этого. Мне нравилось видеть, как Вернер весь расслаблялся и сиял улыбкой, понимая, что снова выигрывает. Это неумение скрывать свое счастье казалось мне очаровательным. Шахматы всегда срабатывали. Лучших брачных игр и придумать было нельзя.

Я долго обдумывала каждый ход. Поигрывала ладьей, держа ее двумя пальцами. Задумчиво катала короля между ладонями и поставила не туда. Вернер сразу это заметил. Ферзь остался неприкрытым.

Взглянув на Вернера, я беспомощно пожала плечами. «Что ж, похоже, ты снова выиграл, – сказала я. – Поздравляю». Перегнувшись через столик, я поцеловала его.

Вернер взял меня на руки и унес в постель. Торопясь, он потянулся к ящику, где лежали презервативы.

«Нет, – прошептала я, – не сегодня».

«Я не хочу, чтобы ты забеременела», – сказал он.

«Мне без разницы, – ответила я, – я хочу забеременеть».

«Нет», – отрезал он.

«Пожалуйста», – попросила я.

«Нет», – твердо сказал он.

«Дорогой мой…»

«Грета, перестань…»

«Тс-с-с».

Тогда я впервые позволила себе поспорить с Вернером Феттером. Оно того стоило. В сентябре 1943-го я уже знала, что беременна.

Образцовая арийская семья

Да, ребенка я родить хотела, но замужество меня не привлекало. Меня приводила в ужас одна мысль о том, что очередной въедливый нацист будет вчитываться в мои поддельные документы, решая, могу ли я получить разрешение на брак. Что для меня значил внебрачный ребенок? Я была уверена, что к концу девятого месяца нацисты проиграют войну, и я смогу выйти замуж за отца своего внебрачного ребенка – или, возможно, за кого-то другого, если мы с Вернером разойдемся.

Однако Вернер Феттер был полноправным гражданином рейха. Боясь навредить своей репутации, он наотрез отказывался воспитывать незаконнорожденного ребенка. «Кроме того, тетя Паула говорит, что, если я буду плохо с тобой обращаться, она со мной не будет разговаривать, – легкомысленно сказал он. – Так что придется сделать тебя честной женщиной».

Спорить с ним было бесполезно. Нам пришлось пожениться.