— Действительно великолепен, — перебила я ее, почувствовав некоторую вину за римлян, разрушивших Храм несколько десятилетий назад. — Пилат рассказывал, что для его восстановления использовался труд десяти тысяч рабочих, которыми руководила одна тысяча священников, обученных строительному мастерству.
Рахиль только пожала плечами:
— Храм вобрал в себя все, что есть в Иерусалиме.
Решено! Я должна собственными глазами увидеть это чудо. В один из дней, ничего никому не сказав, я тайком вышла из дворца и наняла паланкин. Пришлось проделать немалый путь, то спускаясь с одного холма, то поднимаясь на другой. Носильщики всю дорогу недовольно ворчали. Когда мы приблизились к Храмовой горе, я почувствовала неприятный запах, напомнивший мне импровизированный госпиталь для раненых, устроенный Агриппиной в Германии. Здесь стоял еще больший смрад. Ничего подобного я никогда не испытывала. Наконец паланкин поставили на землю. Я отдернула занавеску и выглянула наружу. Храм производил грандиозное впечатление. Фасад украшали четыре колонны коринфского ордера. Стены, сложенные из громадных шит белого мрамора с богатой позолотой, сверкали на солнце. Но это зловоние! В здании находились огромные отверстия для стока крови и сброса внутренностей жертвенных животных; кровь стекала в трубу, выходившую на улицу, и дальше вниз по склону.
— Вы выходите или нет? — нетерпеливо спросил один из носильщиков. Мы остановились перед самым входом, люди сразу обратили на меня внимание. Я вышла, дала монету носильщику и через массивные ворота направилась в Храм.
За стеной находилась площадь, куда был открыт доступ всем, включая неевреев. Хотя я много слышала об этом сооружении, реальность превзошла ожидания. Повсюду крытые колоннады, не только придававшие изящество внутреннему убранству, но и создающие впечатление невероятной громадности Храма. Какой же там стоял шум и гам! Ничего подобного я никогда не слышала. Тысячи ног шаркали и топали по камням, которыми был вымощен двор. Сотни животных, крупных и мелких — ягнят, волов, коз, кур, голубей, — блеяли, мычали, кудахтали, ворковали. Говор на разных языках и диалектах. Кто-то громко считает монеты, нищие просят милостыню, менялы зазывают прохожих.
— Козы, козы. Покупайте наших коз.
— Яловые животные. Мои — что надо!
— Ягнята, ягнята. Таких больше нигде не найдете!
— Ваши деньги чистые? — спросил меня какой-то человек, схватив за руку. — С грязными деньгами нельзя входить в Храм. Меняйте их здесь.
— Он — жулик! — закричал другой, протискиваясь ко мне.
Довольная, что я оделась сообразно обстоятельствам в черную столу Рахили, я запахнулась в нее и стала пробираться дальше. Впереди я увидела широкий лестничный пролет. Если бы я смогла возвыситься над этой неразберихой — толкотней, суетой паломников, протянутыми руками нищих, перед моими глазами открылась бы какая-нибудь перспектива. Меня пихали в разные стороны менялы, не дававшие шагу ступить, но вот наконец я добралась до основания лестницы.
Вздохнув с облегчением, я начала подниматься. Когда я остановилась между двумя пролетами, мой взгляд привлекло удивительное зрелище. На лестничной площадке надо мной находилась дверь, по обеим сторонам которой были укреплены таблички на греческом, латинском и арамейском языках, предупреждавшие, что не-евреям под страхом смерти запрещено входить внутрь. Меня это рассердило и огорчило, но что поделаешь. Я и так уже подвергла себя немалому риску. Нехотя я повернулась и собралась идти обратно, как вдруг по всему Храму разнесся звук труб. Посмотрев вниз, я увидела, что толпа расступилась перед процессией священников, пересекавших двор. Они выглядели впечатляюще в своих парчовых одеждах, украшенных драгоценными камнями и расшитых золотом. Торжественно они проследовали в большой алтарь, где на привязи стоял теленок. От страха несчастное создание жалобно мычало. Верховный жрец невозмутимо занес над ним нож. Я видела, как брызнула кровь, и услышала вздох людей, пришедших посмотреть на эту церемонию. Опять заиграли трубы и зазвенели цимбалы. Все, кто находился в Храме, пали ниц на каменном полу. Я еще долго не могла выйти оттуда.
Никто вроде бы не заметил моего отсутствия. Я заглянула в комнату Марцеллы. Она строила крепость из глиняных кубиков, а бдительный раб ей одобрительно улыбался. Пилат в просторном таблинуме читал поданные ему петиции. День прошел спокойно. Когда солнце клонилось к закату, я отложила в сторону список блюд для званого обеда, который просматривала, и вышла по привычке на террасу дворца. Облокотившись на парапет, я наблюдала, как багровые тени опускались на город. Как всегда, я вспоминала о Голтане. Где он сейчас? Что делает? И думает ли он хоть иногда обо мне?
Глава 31
Каиафа