Жена Пилата, или Тайна прокуратора

Небо прояснилось, когда наш корабль, сильно потрепанный, вошел в порт Никополиса. Рули оказались почти разбиты, и им требовался серьезный ремонт. Германик решил воспользоваться случаем, чтобы побывать на берегу Акцийского залива. Его дед, Марк Антоний, одержал там победу в морском сражении, разбив Августа. Отец организовал экспедицию, в которую вошли многие офицеры с целью разыскать место, где располагался лагерь Антония. Я обрадовалась, что Калигула отправился вместе со всеми. Хотя Германик строго наказал ему относиться ко мне с уважением, он строил жестокие козни. Мне удавалось избегать их, и только накануне я обнаружила дохлую крысу у себя в кровати. Когда я швырнула ее ему в лицо, он крепко схватил меня за запястья, притянул к себе и злобно сверкнул глазами.

— Ну берегись, сивилла! В следующий раз будет живая.

— Ты не посмеешь! — сказала я с негодованием и вырвалась.

Мне не нравилось находиться в одной тесной каюте с родителями, но сейчас я была рада. Даже Калигула не осмелится навлечь на себя гнев моего отца.

В тот день, когда ушла экспедиция, я проснулась от непривычной боли. Поднявшись с узкой койки, я ужаснулась, увидев кровавые пятна на простыне. В это время вошла в каюту мама. Она улыбнулась, поняв, в чем дело, и обняла меня за плечи.

— Вот и началось. Как ты себя чувствуешь?

— Больно, будто что-то давит.

Мама кивнула:

— Да, так бывает. После рождения первого ребенка ты почти не будешь испытывать неприятных ощущений.

Я нахмурилась: сильная боль избавит от слабой. Мама уговорила меня снова лечь в постель и вышла из каюты, но вскоре возвратилась с рабыней, принесшей свежие простыни и чистую одежду. Пока рабыня меняла постельное белье, мама объяснила, что нужно делать каждый месяц. Какая досада! Навсегда закончилась моя беспечная жизнь.

— Римлянки должны быть выносливыми, — напомнила мне мама. — Мы всегда превозмогаем боль и исполняем свой долг.

Потом, немного помолчав, словно в нерешительности, сказала:

— Поскольку это у тебя в первый раз...

Она вместе с рабыней вышла из каюты и через несколько минут вернулась с кувшином и двумя кубками. Пригубив один из них, я почувствовала вкус неразбавленного, слегка подогретого вина. Тепло быстро растеклось по всему телу. Я легла в чистую кровать и почувствовала, как меня любят и лелеют.

Мама села рядом и начала рассказывать:

— Мне исполнилось уже шестнадцать лет. И ничего... Я думала, что никогда не стану женщиной. И наконец это случилось. На праздник матроналии. Можешь себе представить! Как назло, я надела белую тунику. Какая-то рабыня шепнула мне на ухо. Я до сих пор сгораю от стыда — сколько народу могли видеть. Твоя бабушка посчитала это хорошим предзнаменованием. Если девушка становится женщиной в самый священный праздник богини Юноны, то ее ожидает счастливое замужество. Так и вышло.

Мы еще долго разговаривали, шутили и смеялись. Но даже в эти радостные минуты я думала о Марцелле. Если бы только она находилась с нами. Через некоторое время меня стало клонить ко сну. Мама убрала с походного сундука кувшин и кубки и на цыпочках вышла из каюты.

Когда я проснулась, то увидела Агриппину, стоявшую подле койки.

— Доброе утро, юная госпожа!

В одной руке она держала изящную стеклянную вазу с красной розой, а в другой — бусы из кроваво-красных гранатов.

Я отшатнулась от нее. Агриппина приложила к моим плотно сжатым губам два пальца с кольцами:

— Постой, Клавдия. Ты от меня больше никуда не убежишь, как и от самой жизни со всеми ее печалями и радостями. Ты теперь стала женщиной. Но тебе нужно учиться быть взрослой. Впрочем, я тоже продолжаю учиться этому.

Ее слова удивили меня. Она говорила, будто все знала. Молча я наблюдала, как Агриппина поставила розу на полку.

— Я принесла тебе эти подарки, потому что ты стала женщиной. Я очень рада. — И она надела мне на шею бусы.

Я оставалась непреклонной, стараясь не смотреть ей в глаза.

— Да, я знаю, — вздохнула Агриппина. — Ты винишь меня в том, что случилось с твоей сестрой, но это не так. Марцелла понимала, на какой риск идет. Женщина всегда расплачивается за свои грехи. Ты должна усвоить этот урок, и, слава богам, не на своем опыте.

— А нельзя было помочь? — возразила я. — Вы думали только о Калигуле.

— Какая мать не желает добра своему сыну? Никто не смог бы спасти Марцеллу. Моя мать провела долгие годы в ссылке на крошечном острове за свою неосмотрительность. Представь себе, единственная дочь Августа сидит на хлебе и воде, ей даже не разрешали пользоваться косметикой.

Я кивнула:

— Мама рассказывала мне. Но нужна ли косметика, если никого к тебе не пускают? Ливия раздула из мухи слона и настроила императора против своей собственной дочери. Так говорила мама.

— Да, все верно, — кивнула Агриппина. — Это еще один полезный урок для тебя. С императрицей лучше не спорить. Ливия ненавидит меня и, кажется, не очень благосклонна к тебе. Избегай ее во что бы то ни стало.

Я находилась в нерешительности. Как я могла устоять перед чарами Агриппины и ее логикой? Случившегося никак не исправить. Когда Агриппина заключила меня в свои объятия, я тоже обняла ее.