Жена Пилата, или Тайна прокуратора

Наше турне по империи продолжалось уже несколько лет. Состоялись государственные визиты в Колофон, Афины, на острова Родос, Самос и Лесбос. Невольно подслушивая разговоры взрослых, я поняла, что снова увидеть Марцеллу доведется очень не скоро. Тиберий вовсе не собирался возвращать в Рим своего харизматического племянника. Агриппина и Германик составляли великолепную супружескую пару. Куда бы мы ни прибывали, они оказывались в окружении подобострастных верноподданных — так мы называли правителей заморских территорий. Эти экзотические местные царьки служили потенциальной опорой власти. Даже я видела это.

— Почему Германик не поднимет восстание? — спросила я отца, когда мы как-то вечером стояли на корме корабля, наблюдая, как удаляются мерцающие огни очередного города, куда мы нанесли визит.

Папа огляделся по сторонам:

— Будь осторожна, дитя мое. Нас могут подслушивать. И молодость тебя не спасет. — Он накинул мне на плечи плащ, чтобы укрыть от поднявшегося ветра. — Вспомни Германию. Бунтовщики хотели одного — сбросить Тиберия. Но даже ради спасения своей жизни Германик не пошел на это. И сейчас не пойдет. Цезарь — кто бы им ни был — это Рим. Германик исполняет свой долг, и мы тоже.

В чем состоял мой долг, я еще не уяснила, я была молода и находила столько всего интересного, отвлекавшего меня пока от серьезных вещей. Поскольку я входила в императорское окружение, меня представляли каждому из наместников. Некоторые относились ко мне как к женщине. Это нравилось. Весь мир в те дни казался чем-то вроде цирковой арены. Я до сих пор помню представления с участием самых ярких и талантливых исполнителей, имевшихся в этих странах, — акробатов и фокусников, мимов, дрессированных животных. Каждая столица нам показывала все лучшее.

Мы часто переписывались с Марцеллой. Письма доставлялись кораблями, совершавшими рейсы между Римом и его владениями. Послания Марцеллы напоминали короткие записки: «Высшая весталка заснула во время освящения дворцового очага. Никто не осмелился разбудить ее. Она храпит, как слон». А я не жалела свитков, подробно описывая все виденное, слышанное, запахи в странах, где мы побывали. Но однажды произошло событие, описать которое у меня не нашлось слов даже Марцелле. Это случилось в Египте после осмотра достопримечательностей.

Мы с родителями отправились на Фарос, где находится известный Александрийский маяк. В лучах утреннего света сияла громадная башня, облицованная белым мрамором, а на ее вершине горел яркий огонь. Даже отец тяжело дышал, когда мы поднялись наверх по четыремстам ступеням. Хотя языки пламени, поддерживаемого с заката до восхода солнца, угасали, лучи, отражавшиеся громадными зеркалами, слепили глаза.

— Ничто из творений рук человеческих не сравнится с этим чудом, — сказал мне отец.

Оттуда мы отправились в не менее известный мусейон. Проходя по саду, где растут цветы, какие только есть на свете, и по библиотеке, где собрано больше свитков, чем может прочитать человек за всю жизнь, я думала, что этот центр науки — настоящий храм муз. Мне бы хотелось остаться здесь навсегда, но отец повел нас к главной достопримечательности.

Все, кто бывает в этом городе, посещают усыпальницу его основателя — Александра Македонского. Останки легендарного полководца покоятся в стеклянном саркофаге, переливающемся всеми цветами радуги. Сгорая от любопытства и дрожа от страха, я подошла ближе к нему. Те, кто бальзамировал тело, были мастерами своего дела. Оно хорошо сохранилось. Высокий лоб, нос с горбинкой и решительный подбородок говорили о красоте этого человека при жизни.

Вокруг саркофага лежали приношения: изображения бога-царя, амулеты из металла, кости и камня, вино, сладости, цветы. Какое почитание правителя, умершего триста лет назад! Во мне вызывал восхищение человек, построивший столицу, соперничавшую с Римом.

— Город спланировал сам Александр, это правда? — спросила я.

Отец откинул назад тяжелые складки шерстяной тоги.

— По преданиям, Александр ходил с архитекторами и размечал на месте растолченным мелом, где сооружать храмы и здания. Когда мел заканчивался, он сыпал зерно. Слетались птицы и клевали его. По предсказаниям жрецов, Александрии предстояло стать процветающим городом, открытым торговле, и местом, где будут собираться толпы чужеземцев.

— Какая замечательная история! — сказала я, радуясь, что сбываются светлые пророчества, а не только такие мрачные, как мои.

Я ни словом не обмолвилась о сомнениях, одолевавших меня весь день. Александр завоевал полмира, создал великую державу. А чем все кончилось? Она развалилась после его смерти. Давно ушли из жизни люди, построившие маяк и сам город. И эти великолепные памятники тоже исчезнут? И больше ничего не останется? Бросив задумчивый взгляд на саркофаг, я вышла из гробницы следом за родителями.

День близился к закату, когда мы оказались на улице. Отец не взял носильщиков, и мы пошли пешком до снимаемой виллы. Я благодарно ему улыбнулась:

— У нас так мало времени на Александрию, а мне хочется увидеть все.