Когда в знак приветствия мы обнялись с Друзом, через его плечо я заметила, что родители разговаривают с каким-то человеком. Я никогда не видела его раньше. На вид ему лет двадцать семь, то есть он старше меня на добрый десяток. Широкоплечий, красивый и стройный, как молодой леопард, не лишен изящества. Он смотрел на меня и уверенно улыбался.
— Кто это? — спросила я Друза.
— Говорят, он — охотник за приданым и большой любитель женщин.
— Неужели? — Я с удивлением посмотрела на кузена, отстранилась от него и не спеша направилась к незнакомцу, задержав дыхание и распрямив спину. Юлия и Друзилла всегда так ходили, а я только начинала пробовать.
— Понтий Пилат, центурион, недавно вернувшийся из Парфии, — представил мне его отец.
Центурион кивнул, улыбнувшись мне:
— Я привез послание. Ваш отец любезно пригласил меня на этот вечер.
Я пропустила мимо ушей его слова. Утонув в его глазах, я подумала о голубом озере, глубоком и таящем в себе опасность. Пилат приблизился ко мне.
— Некоторые женщины не созданы для того, чтобы быть весталками.
О ком он говорил? Нет, не обо мне. Он смотрел на бюст Марцеллы, стоявший на пьедестале поодаль. Но потом Пилат перевел взгляд на меня и оценивающе окинул глазами с головы до ног:
— К вам это тоже относится.
— И ко мне? — Мой голос задрожал. Я глубоко вздохнула, чуть-чуть помедлила и подняла голову. Теперь настала моя очередь изучить его.
У Пилата были мягкие черты лица, аккуратный подбородок, правильной формы нос, полные губы, окаймленные едва заметными складками. Говорило ли что-нибудь о его слабости? Безусловно, нет. Пожалуй, присутствовал некоторый цинизм. А разве это не типично для солдата?
— Да, и к вам тоже, — повторил он, продолжая улыбаться. Пилат обратился к отцу: — Вам повезло, у вас две такие красивые дочери, но, — он повернулся к Селене, — достаточно посмотреть на их мать, чтобы понять, кто одарил их такой красотой. Фортуна благосклонна к вам.
— Вы правы, — согласился отец и подал знак Рахили наполнить бокал Пилату. — Но, думаю, нам следует по возможности облегчать задачу, стоящую перед богиней, и самим вершить свою судьбу. Вы согласны со мной?
— Да, конечно.
— Я так и полагал, — сухо заметил отец.
Мама широко улыбнулась:
— Нашей старшей дочери была оказана такая высокая честь. Сама императрица ходатайствовала о посвящении Марцеллы в весталки, но мы до сих пор скучаем по ней. Прошло почти пять лет.
Сердце сжалось от боли за маму.
— У нас сохранилось несколько портретов Марцеллы, нарисованных уличным художником, — объяснила я Пилату. — Здесь, в Антиохии, мама отнесла их Мариусу, и по ним он выполнил ее бюст. Кажется, художник добился замечательного сходства.
— Вы правильно сделали, обратившись к Мариусу, — заверил меня Пилат. — Он — лучший мастер. В прошлом году отец заказал ему свою скульптуру в полный рост в образе Аполлона.
Позднее я встретилась и с Пилатом-старшим, обладавшим тяжелыми скулами, широким носом и глазами навыкате. Трудно представить божественное изображение, наделенное подобными чертами.
— Должно быть, это очень... очень захватывающе.
— Да-да! — согласился он. И опять эта улыбка. Я попыталась вообразить себя наедине с ним. Прибыли новые гости, и мама увела меня поприветствовать их.
Комические актеры, приглашенные мамой, имели большой успех, но я часто переводила взор с импровизированной сцены та кушетку, где полулежа расположился Пилат. Один раз я заметила его взгляд, устремленный на меня. Я улыбнулась и снова переключила внимание на артистов.
Казалось, выступлению не будет конца. Но вот раздались заключительные аплодисменты. Когда они стихли, Германик и Агриппина поднялись, чтобы попрощаться. Их примеру последовали и другие. Стоя рядом с родителями и раскланиваясь с уходившими гостями, я удивилась, каким утомленным было лицо Германика. Когда подошла очередь Пилата, на меня произвели впечатление его безукоризненные манеры — почтительное отношение к отцу и изысканная любезность к маме. Он не сказал мне ничего многозначительного, но, как мне показалось, задержался чуть дольше, чем необходимо, в проходе под аркой. Его тога всадника ниспадала красиво драпированными складками с левого плеча до щиколоток.
В ту ночь я почти не сомкнула глаз, думая о нем, и на следующее утро забросала родителей вопросами.
— Забудь о Пилате, — посоветовал отец. — Только невеста с хорошим приданым может рассчитывать на него.
— Но, папа... — попыталась возразить я.
Он жестом остановил меня:
— Звезда Пилата начала восходить. Я знаю людей такого сорта. От его глаз ничего не ускользнет.
— Холодных как лед, ясных и таких голубых. А еще у него такая очаровательная улыбка. Неудивительно, что ты симпатизируешь ему, — заметила мама. — Пилата считают наиболее перспективным из молодых всадников. Все о нем только и говорят.
— Мамаши и их дочки, — улыбнулся папа. — Приемного отца Пилата только недавно возвели в ранг всадника. Поговаривают, он нажил состояние, торгуя колесницами. Но запомните мои слова: этот молодой человек удвоит его. Пилата устроит только самый выгодный брачный союз.