Жена Пилата, или Тайна прокуратора

Шторм все не унимался, грозовые тучи носились над морем. Вынужденная из-за дождя просиживать дома, я только и думала о суде. Как его исход повлияет на родителей? Часто приходили на ум слова Пилата. Римские связи ненадежные, ничего не стоит сделать ошибочный шаг, и он может стать роковым.

Через некоторое время мы получили еще одно послание, на сей раз от Агриппины. Она на все лады расхваливала отца, главного обвинителя против Пизона на слушаниях в сенате. Папа во всех подробностях описал загадочную смерть проконсула, не преминув упомянуть о нескрываемой радости Пизона и Планцины. Он также рассказал о войне, развязанной бывшим наместником после успешного осуществления коварного замысла. Доказательства являлись неопровержимыми, лишь обвинения в отравлении требовали весомых подтверждений.

Пизон держит себя вызывающе самоуверенно. «Вы считаете меня волшебником?» — спросил он, вертя в руках небольшой пучок папирусных свитков так, чтобы сидящие поблизости могли видеть императорские печати на них. Твой отец предложил вскрыть свитки, но Тиберий сразу же отклонил это предложение. Сенат в изумлении взирал, как защитник передал их императору. Если раньше кто-то сомневался в существовании взаимосвязи между одним и другим, то сейчас эти сомнения развеялись. Несомненно, мы своими глазами видели приказы, стоившие жизни Германику.

— Каков глупец! — засмеялся Пилат, глядя через мое плечо. — Пизон подписал свой смертный приговор.

— Подожди, здесь есть еще кое-что.

_Сенаторы повскакали с мест и стали требовать, чтобы свитки, как предложил твой отец, вскрыли. В этот момент глашатай объявил, что толпа снесла статуи Пизона и свалила их рядом с телами казненных преступников. Тиберий спешно закрыл заседание. Жаль, ты не видела императора в тот момент, Клавдия. От ярости он покраснел до корней волос. Как бы Тиберий ни старался выгородить своего сообщника, народ выразил свою волю. Планцина пыталась доказать невиновность мужа — она клялась, что разделит его судьбу, какой бы она ни была, — но вечером, вместо того чтобы отправиться с ним домой, она пошла к Ливии._

Ни о чем другом, кроме судебного разбирательства, я не могла думать, пока порт оставался закрытым из-за непрекращавшихся сильных штормов. Хуже нет, когда находишься в состоянии неизвестности. Наконец Пилат принес свиток, доставленный только что прибывшим военным кораблем.

— Это от Селены, — сказал он.

Печать была сломана. У Пилата, видимо, не хватило терпения. Я с удивлением и тревогой посмотрела на его нахмуренные брови.

 В своем послании мама рассказывала о суде, уже ставшем,поняла по дате, достоянием истории. Оно шло до нас полтора месяца. Письмо могли распечатать, затем снова запечатать. Кто его читал? Я начала мыслить, как Пилат. Я с волнением пробежала глазами свиток. Разгневанная толпа ждет прибытия Пизона. Тиберий, недовольный, нервный, сам ведет допрос. Пизона, сломленного, выносят из зала суда. Его выступление в свою защиту написано трясущейся рукой. На рассвете Пизона находят с перерезанным горлом, рядом с телом лежит меч. Похожее на фарс следствие по делу Планцины идет два дня. Потом ее отпускают. Ливия радостно улыбается.

Я посмотрела на мужа:

— Как могла Ливия, родная бабка Германика, общаться с его убийцей?

Пилат нетерпеливо покачал головой.

— Она же тиран, Клавдия. Неужели ты до сих пор не поняла этого? — И, немного помолчав, он добавил: — Не хотел бы я оказаться на месте Агриппины.

А на моем месте? Еще не так давно он гордился моими родственными узами. Не считает ли он меня теперь источником неприятностей?

Сидя за туалетным столиком, уставленным склянками с косметикой, число коих росло с каждым днем, я вскрикнула от неожиданности, когда новая рабыня выдернула волосок из брови. Больше я старалась не вздрагивать. Она действовала быстро, с артистическим изяществом, пудря лицо, подводя сурьмой брови, намазывая румянами щеки и подкрашивая веки.

С помощью Рахили она собрала мои волосы, закрепила их свободно на затылке гребешком с драгоценными камнями, а оставшиеся локоны искусно заплела в тугую косу вместе с ниткой жемчуга, уложила ее в виде змеиного кольца на голове и посыпала золотой пудрой. Потягивая вино, я рассматривала незнакомку, смотревшую на меня из зеркала. За полчаса меня превратили в искрящееся неземное создание, в светскую даму, по крайней мере внешне.