Жена психиатра. Когда любовь становится диагнозом

Однажды вечером в начале мая Чарльз заявил, что желает просмотреть семейные фотографии, чтобы выбрать, какие он возьмет себе. Мы сели разбирать первую коробку со снимками, и тут муж поднял голову и сказал, что заберет с собой портрет собаки, нарисованный Элли.

У меня в животе тут же начались спазмы, но я твердо заявила, что Элли собирается взять эту работу в наш дом и даже знает, где ее повесит.

— Ну ты даешь! Ты манипулируешь дочкой. Я хочу эту картину, — отрезал Чарльз.

— Рисунок принадлежит Элли. Она имеет право им распоряжаться по своему усмотрению.

— Выйди из комнаты! Не могу тебя видеть. Я за себя не отвечаю, если ты сейчас же не уйдешь с моих глаз. Убирайся!

Я стала подниматься по лестнице из подвала.

— Это картина Элли, — повернувшись к нему произнесла я. — К тебе она не имеет никакого отношения.

— Но к тебе она имеет отношение! Все к тебе теперь имеет отношение! Ты думаешь только о себе!

В голосе Чарльза звучала ненависть, агрессия и злость, и я уже не могла сдержаться.

— А что ты со мной сделаешь? — спросила я. — Задушишь или утопишь, как Мистера Баттонса?

Слова сорвались с губ, и я сама сперва не поверила, что это сказала. Неужели все началось с кота? Я быстро поднялась по лестнице до того, как муж успел мне ответить.

Глава 35

Приближался день переезда. Мы обсуждали с адвокатом алименты, и он сказал:

— Диана, будьте, пожалуйста, реалистом. Ваш муж нестабилен. И, буду честным, он плохой человек. Что бы Чарльз ни говорил сейчас, он сделает все возможное, чтобы не дать вам ни копейки.

И Кальвин оказался совершенно прав.

На День матери дети сделали мне прекрасные поздравительные открытки и принесли завтрак в постель. Совершенно неожиданно Чарльз тоже кое-что подарил — миниатюрный искусственный водопад из камней. Очень красивый. Этот поступок меня насторожил. Я была уверена, что он что-то задумал. По опыту последних месяцев я знала: муж делает что-то хорошее, только когда у него есть эгоистичная причина или мотив.

В тот же вечер я получила письмо от Кати — студентки, которая год проработала у нас няней, когда Сэмми было два, а Элли пять лет. Самой Кате было на тот момент восемнадцать, и у нас с ней сложились прекрасные отношения.

«Диана, мне очень грустно. Чарльз прислал мне письмо, в котором пишет, что вы расстаетесь. Мне очень жалко вас и в особенности Сэмми и Элли. Письмо твоего мужа сильно меня разозлило, и я хотела ему об этом написать, но передумала и решила написать тебе. Вот что было в сообщении Чарльза: «Катя, ты была моим детям настоящей матерью, ты делала для них все». Как он может такое говорить? Это же неправда. Я помогала тебе, потому что ты работала. Я была всего лишь няней, я просто старалась хорошо выполнять свою работу. Да и дети мне нравились. Но мать — ты. Ты посвящала им каждую минуту. Я видела твою искреннюю любовь. Ты даже ко мне относилась немножечко по-матерински. Как может Чарльз так тебя обесценивать?»

Потом я залезла в дневник мужа, там он, видимо, для закрепления повторил те же мысли:

«Диана совершенно никчемная мать… Не может приучить детей к дисциплине. Наверное, не случайно она так долго вообще не могла родить».

Сначала я подумала: «Может, бросить водопад Чарльзу в лицо?», а потом просто выбросила в мусорное ведро.

Шли дни. В новом доме делали ремонт. Я ждала переезда с воодушевлением. Каждый раз, когда мы с детьми приезжали туда, мы еще лучше узнавали соседей. В коттеджном поселке было в общей сложности четырнадцать домов. В восьми из них проживали одинокие женщины с детьми. Я чувствовала, что подружусь с соседками и в их компании не буду ощущать себя разведенной неудачницей.

Однажды во вторник вечером Чарльз вошел на кухню и поставил меня перед фактом:

— Мои родители приедут на выходные.

— На эти выходные? Но мы же должны собирать вещи перед переездом. Это не самое подходящее время.

— Отец с матерью хотят увидеть детей, пока мы еще живем вместе.

Я вспомнила, как Чарльз злился, когда во время моей болезни папа часто меня навещал. Его также раздражала и отвлекала моя племянница Лиза, которая приезжала из Денвера, чтобы морально поддержать меня между операциями. Супруг считал, что члены моей семьи грубо вторгаются в его жизнь, нарушают его границы.