– Сдать анализы, – произнесла маячившая в дверях монахиня.
– Сестра, я в вашем распоряжении, – бодро отозвался Мариано.
Когда около полуночи отец вернулся после очередных диагностических процедур, Чичи спала на стуле у окна. Она проснулась от скрежета и глядела сонными глазами, как две монахини и санитар ввезли отца в палату на металлической каталке, скрипевшей почище палубы древнего ржавого броненосца.
– Какие результаты? – спросила Чичи.
– Ваш отец очень вынослив, – сказала одна из монахинь.
– Это потому, что я сложен как бетономешалка, – гордо заявил Мариано, поглаживая свой мощный живот. – У меня есть запасы.
Чичи была поражена, увидев, как тоненькие невысокие монахини с легкостью подняли ее отца с каталки при помощи двух простыней и бережно переложили на кровать.
– Вот теперь мы закончили, мистер Донателли, – обратилась к нему одна из монахинь.
– Мы будем проверять, как вы, каждый час, – напомнила ему вторая.
– Благодарю вас, дорогие сестры, – растроганно сказал Мариано. – Спокойной ночи.
Чичи потерла глаза.
– Я отослала Ма и девочек домой.
– Умница. Твоя мать очень устала.
– А как ты себя чувствуешь? Только честно.
Мариано понизил голос:
– Я слышал, что они говорили, все эти врачи на нижнем этаже. Мол, сердце у меня больное, клапаны изношены. Можно было подумать, они обсуждают наш старый грузовик. Они проверили всё – сердце, легкие, мозг, кровь. Что еще? Ах да, мускулы. Но все это не имеет значения. Если барахлит мотор, дело труба.
– Это неправда! – горячо возразила Чичи. – Ты ведь можешь перестать есть сладкое. Станешь принимать специальные лекарства. И работать поменьше.
– Я не могу сидеть весь день сложа руки, ты же меня знаешь.
– Можешь, можешь. Ты обязательно поправишься, папа.
– Ты так считаешь, Чич?
– Конечно.
– А откуда ты знаешь?
– У тебя здоровый цвет лица.
– Ой, врешь.
– Нет, серьезно, отличный цвет.
– Я думал, что доживу до ста лет. Мой прадед умер в сто три года. Он жил в Доломитовых Альпах. Ел смоквы и ягоды, каждое утро нюхал табак, каждый день лазил по горам, как коза. Никто не мог за ним угнаться. Он мог бы стать олимпийским чемпионом. Трех жен похоронил. А ведь в те времена, – Мариано взмахнул рукой, – это было достижение. Да, достижение!
– Ты поправишься и будешь еще здоровее, чем прежде, папа.
– Мне нравится твой оптимизм. Вот бы мне такой. Своей болезнью я все порчу. Барбара только и мечтает, что о своей свадьбе, а это происшествие со мной может поставить крест на ее планах. В день свадьбы девушке нужен отец, так положено.
– Вот и поведешь ее к алтарю.
– Откуда ты знаешь?
– Я верю, – тихо сказала Чичи.
– Это хорошо. Верь в Бога. Но сейчас мне нужно довериться тебе. Ты моя дочь, но, Чич, ты еще и мой друг. Забавно это вышло. Твоя мать все рожала и рожала девочек, а я молился: «Одного сына, Иисусе. Иисусе, пошли же мне хоть одного сына!» А теперь, появись у меня сын, я бы вернул его обратно. Я получил все, что мне было нужно, и даже больше, чем заслужил.
– Ты заслужил все самое лучшее.
– А теперь послушай меня. Тебе нужно узнать кое о чем. Во-первых, помоги Люсиль попасть на курсы секретарей.
– Хорошо.
– И не позволяй Барбаре командовать тобой.
– Она все равно будет это делать, что бы я ни говорила.
– Но хотя бы не позволяй этому отношению просочиться сюда. – Мариано постучал себя по голове.
– Попытаюсь.
– Твоя мать еще тебя удивит. Она построит себе новую жизнь.
– Ты – ее истинная любовь, Па.
– Да, так она говорит. Во всяком случае, я точно знаю, что моей истинной любовью была она.
– Не думаю, что ты при смерти, Па.
– Ты не слышала всего, что слышал я.
– Может, они говорили о пациенте в палате 419.
– Я оценил попытку, девочка.
– Ты проживешь длинную жизнь.
– Сорок один год – это не так уж плохо. – Мариано откинулся на подушку. – Мне довелось увидеть, как мои дочери стали взрослыми. Многим мужчинам достается куда меньше.
– Мне кажется, я недостаточно благодарила тебя за все, что ты для меня сделал. Ты устроил студию. Записывал песни. Пытался протолкнуть их на радио. Я знаю, какая это была для тебя жертва.
– Ну что ты. Мне ведь это доставляло удовольствие.
– Для меня не было ничего важнее. Ты ведь знаешь, сестры считают, что мы с тобой чокнутые. Они думают, что «Сестры Донателли» – просто игра, которую мы придумали от скуки.
– У них это не в крови, Чич.
– А вот ты всегда знал, что моя судьба – это сочинять песни и исполнять их.
– И у тебя есть все для этого.
– Они так не думают.
– Ничего страшного, что мы чокнутые. Главное, мы с тобой есть друг у друга, – ухмыльнулся Мариано. – А теперь вот что. Может быть, я даю тебе слишком много советов, при том что сам никогда ничьих советов не слушался. Возможно, в этом и состоит суть советов.
– Ты хочешь мне что-то посоветовать?
– Да. Это мысли, которые пришли мне в голову, когда я возил тебя в разные места, но я их не забыл, они остались со мной, а значит, судя по всему, мне следует поделиться ими с тобой.
– Тогда я слушаю.
Мариано кивнул и начал: