Жена Тони

– Вот и славно, а то Дина хочет еще твоих песен, да поскорее.

Временное отделение Морского госпиталя Сан-Диего для лечения американских военнослужащих обоих полов, раненных на Тихоокеанском фронте, расположилось в помещении склада недалеко от доков. Младшим медицинским персоналом мастерски управляли монахини ирландского ордена Бедных Служанок Господних.

Ли и Чичи удивленно переглянулись, шагая по импровизированному госпиталю. Для палат территорию размером с футбольное поле просто разгородили белыми холщовыми шторами, висевшими на сложной системе балок и столбов. Чичи это зрелище напомнило о той общей палате, куда некогда положили ее отца в Нью-Джерси. Правда, здесь монахинь, ухаживавших за ранеными, было, похоже, больше, чем собственно пациентов.

Чичи взяла Ли под руку, и они отправились искать койку Тони. Это оказалось нелегко. Они уже полчаса шагали вдоль и поперек рядов. Номера секций постоянно менялись, и поэтому было трудно ориентироваться. Ли, с ее крепкими нервами – она вполне могла бы стать медсестрой, – то и дело заглядывала за шторы. Чичи была в этом смысле ее полной противоположностью: при взгляде на увечья и страдания ее охватывала слабость; она уже чувствовала, как начинают подкашиваться ноги.

– Ты справишься, – подбодрила ее Ли.

Чичи шла по проходу, не спуская глаз с прикрепленных к шторам картонкам с именами раненых.

– Вот здесь! – воскликнула она вдруг. – Он в секции 1028.

Ли схватила ее за руку.

– Я подожду тут. Запомни, что бы там ни было, оставайся веселой. Подними ему настроение.

Чичи помедлила. За шторой ее могло ожидать что угодно, и ей стало страшно. Военно-морской флот так и не объяснил толком, что случилось с Тони. Она представила себе худшее и приготовилась принять, что их будущая совместная жизнь может очень сильно отличаться от той, которую она воображала. И тогда девушка поклялась себе, что в каком бы состоянии ни нашла жениха, она станет заботиться о нем до конца его жизни.

Чичи отдернула штору и вступила в импровизированную палату. Тони сидел на своей койке – нос забинтован поверх шины, темно-каштановые волосы отросли так, что уже снова начинали виться. Он читал газету, но уронил ее, увидев Чичи.

Чичи кинулась к нему.

– Что с тобой произошло? – воскликнула она, обнимая и прижимая его к себе.

– Нас подбили. – Тони нежно ее поцеловал. – Но знаешь, в чем хорошая новость?

– В чем же? – Чичи уселась на кровать рядом с ним.

– Мы не потеряли ни одного человека из экипажа. Это просто чудо. Торпеда ударила по нашей лоханке так, что распорола внешний корпус, но во внутренний не проникла. Второй взрыв – это вообще много шума из ничего: торпеда едва задела нас боком, но все же разорвала балластные цистерны. Грохотало, как при конце света. Но все мы, пятьдесят пять человек, благополучно выбрались на поверхность. Правда, я не в лучшем состоянии. Вот это, – он показал на свой нос, – да еще и сильный приступ клаустрофобии.

– Из-за того, что столько месяцев провел под водой?

– Меня накрыло в ту ночь, когда по нам врезали. Прямо как волной, и как раз перед первой торпедой. Я начал потеть, думал, у меня жар. Конечно, я был напуган, все мы испугались. Но это случилось потому, что я вдруг почувствовал, что заперт. Видимо, узнаю наверняка, только когда вернусь на субмарину.

Она взяла его лицо в свои руки.

– А тут что у тебя случилось?

– Я сломал нос, когда обо что-то ударился, и потерял сознание. Нас с моим приятелем Барни нашли несколькими часами позже. Каким-то образом мы оказались в кормовом отсеке, на противоположном конце подлодки. Понятия не имеем, как мы туда попали. Есть версия, что второй взрыв просто отбросил нас дальше по коридору.

– А как твой друг?

– Барни досталось куда больше, чем мне, его измолотило в клочья. Он в госпитале в Лос-Анджелесе. Обе ноги сломаны, и бедро в придачу.

– Кто оперировал твой нос?

– Его здесь же и вправили.

– Ох, Сав!

– А ведь многие певцы делают себе операцию на носу, – ухмыльнулся он. – Ну, во всяком случае, итальянцы.

– Но тебе-то она была ни к чему.

– Это ты просто говоришь из вежливости. А вот Ли считала, что мне не мешало бы подправить нос, но потом перестала об этом упоминать, когда я сказал, что даже не подумаю.

– Ой, а она ведь тоже здесь! – вспомнила Чичи. – Стоит снаружи. Ли! – позвала она.

Ли просунула голову в щель между шторами:

– Тони, как ты?

– Суди сама! – Он показал на забинтованное лицо. – Я сделал это ради тебя одной. Теперь-то я буду красавчиком.

– Мои новены[76] добились своего.

– И все это бесплатно, за счет Дяди Сэма, – добавил Тони.

– У вас шлягер, ребята. – Ли достала из сумочки журнал «Биллборд» и отдала его Тони. – Вы в хит-парадах со своей «Скалкой моей мамаши». Ну, восторгайся!

Тони сложил руки.

– Лучше я отложу радость до конца войны. Молись, чтобы мы из всего этого выбрались живыми, ладно?

– Непременно, – заверила его Ли. – И глазом не успеешь моргнуть, как вернешься на сцену с новой программой, оркестром по высшему разряду, да еще и новехоньким носом.

– А вдруг нос стал хуже?

– Да куда уж хуже.