— Да, папочка, можно, мы их уберем? — вмешалась Брианна. — Я не хотела говорить, чтобы не обижать леди Гарднер и леди Пайк, но от тех кукол, что она присылает, мне немножко не по себе…
— Брианна! — коршуном взвилась бонна Зелиг, которая тоже присутствовала за ужином, но до этих пор помалкивала в тряпочку. — Разве можно так говорить о куклах, которые добрая леди дарит тебе от всей души?
И зыркнула на меня. Мол, ты-то не от всей души медведя этого клятого подарила!
— Моя дочь может говорить все, что думает, — обрубил гувернантку Теодор и внимательно посмотрел на дочку. — Если ты хочешь, Бри, мы сегодня же соберем кукол, и Джьюд отнесет их на чердак.
— Лучше в подвал, — подсказала я, улыбнувшись Зелиг, которую от этого аж перекосило. — И вообще, может их нужно как-то проверить…
— На предмет чего? — с интересом взглянул на меня Теодор.
— На предмет… темной магии, например. Что, если через них мара и проникает в Трентон…
Я захлопнула рот прежде, чем сообразила, что сказала.
— Это очень серьезное обвинение в сторону леди Гарднер, Цицинателла, — сухо сказал Рутланд, но вид у него при этом был задумчивый.
— Ну, разумеется, милая и добропорядочная Лида не может оказаться королевой детских кошмаров! — не выдержала я, швырнула салфетку и вышла из-за стола, бросив. — Приятного аппетита.
Бесит! Просто бесит!
Значит, я — порождение тьмы, а Лидия — святой невинный ангелочек, ну да, ну да!
— Цици, подожди! Мы уже доели! Мы с тобой! Расскажешь сказку на ночь? Ту, про тетю, которая попала в замок пугалища…
Брианна, не расставаясь с мишкой, выбежала из-за стола и прижалась ко мне.
— Не пугалища, а Чудовища, — негромко поправила я и крепко взяла девочку за руку. — Бонна Зелиг, этим вечером вы свободны. Я сама уложу Брианну,
После чего мы с девочкой гордо удалились, оставив Теодора и злюку-гувернантку с открытыми ртами.
В тот же вечер куклы с паучьими конечностями были отправлены в большой сундук, и выдворены из комнаты Бри. А уснула девочка сладко-сладко, крепко прижимая к себе мишку.
И никакая мара к ней не приходила ни в эту, ни в последующие ночи.
В один из дней Джьюд, ни слова не говоря, подошел ко мне и протянул какой-то ключ. Я не сразу поняла, зачем… И только через пару мгновений до меня дошло — это ключ от мастерской Чантэль Рутланд.
Хорошенько осмотрев ее, я пришла к выводу, что бывшая жена Теодора увлекалась плетением кружев. И невольно ее зауважала, ведь это очень тонкая работа.
Привести комнатку в порядок стоило немалых усилий. Но я не стала прибегать к помощи слуг или магии из Нутеллиной книжицы — хотелось сделать все самой. Никогда не думала, что скажу это, но я соскучилась по уборке! С каким-то особенным удовлетворением я снимала пыльные чехлы, скребла, числила, мыла, выметала пыль из всех углов, подстраивая давно заброшенную комнату под себя. По моей просьбе Джьюд прислал мастера, который починил сломанную швейную машинку Чантэль. Сюда же я перетащила свой швейный чемоданчик и ткани, которые купила в городской лавке.
Брианна в обнимку с мишкой оказала мне в обустройстве мастерской неоценимую помощь! В этой румяной озорно смеющейся девчушке с трудом можно было узнать ту бледную робкую девочку, которую я увидела в день своей свадьбы, когда она, забившись в уголок дивана, безучастно глядела на снег.
Думаю, огромную роль в этом преображении сыграло то, что чудовище ночных кошмаров прекратило являться к ней. Я так же подчеркнуто сухо заметила Теодору, что мара не приходила ни разу с тех пор, как из комнаты Бри убрали кукол… Я ждала в ответ новой грубости, но он лишь сказал, что тщательно проверил их, но следов темной магии не нашел. А еще сказал, что почти нашел мару, но не может увидеть ее лицо.
— Значит, вы больше не считаете, что мара — это я? — с удивлением поинтересовалась я.
— А я так никогда и не считал, миледи, — ответил муж, и неожиданно поцеловал мне руку, отчего мое сердце пропустило удар, а потом забилось сильнее.
Стоит ли говорить, что мою спальню он теперь почему-то обходил стороной. После моего похищения Теодор ни разу не заговорил о брачной ночи, да что уж там — ни разу не обнял, не поцеловал меня.
Лишь только смотрел как-то по-новому. В этом взгляде не было страсти и желания. А было какое-то иное чувство, понять которое я не могла.
Иногда мне казалось, это оттого, что теперь, после лорда Макинтоша, я сделалась ему противна. Эта мысль, наверное, должно была радовать. Но почему-то вызывало тоску и даже печаль.
Потому, чтобы отвлечься, я занималась делом.
В мастерской осталось только помыть стекла, но они были в потолке и я до них не дотягивалась. Как выяснилось, в этом мире и слыхом не слыхивали про такую вещь, как стремянка! Ужасное упущение!
Я самолично отправилась к трентонскому плотнику, выдала ему криво нарисованный чертеж собственного авторства и четкие указания.
Теодор в этот момент, как назло, оказался в плотницкой — они с плотником обсуждали какие-то опорные столы для мануфактуры. Муж посмотрел на меня так, будто я не чертеж лесенки плотнику дала, а полное руководство к вызову дьявола путем зверского жертвоприношения.