Жена в наследство. Книга 1

– Даже животным нужно как-то возбудиться, – пояснил он, – прежде чем сношаться. Так что дайте на вас посмотреть. Того, что я увидел, очень мало.

Меня обдало яростным жаром с головы до ног. Ох, сейчас натворю глупостей… Я медленно вдохнула и выдохнула, усилием давя колыхнувшийся в груди гнев. Надо сосчитать до десяти. Раз, два…

– Если у вас с этим проблемы, скажите сразу, – проговорила елейным голосом. – А лучше возбудите себя сами, раз жена вас не устраивает. Я подожду.

И хотела было уже направиться к креслу, но Хилберт хмыкнул тихо и поймал меня за руку, разворачивая снова лицом к себе. Обхватил подбородок пальцами, чуть приподнимая. Скользнул взглядом вниз, по шее – задержался на груди, ещё прикрытой тонкой тканью невесомой сорочки. Его рука прошлась следом, медленно, вдумчиво – и я задрожала. Вовсе не от возбуждения. Показалось, сейчас мои нервы начнут искрить, словно перегруженная проводка. Но я ещё пыталась терпеть, пыталась мириться с тем, что должно произойти, хоть и задыхалась уже от разрывающего голову смятения. Йонкер шагнул ближе, а я упёрлась в его плечо рукой в бестолковой попытке остановить. Он и не обратил на это внимания: накрыл ладонью мою грудь, чуть сжал, обвёл поверх ткани пальцем твёрдую вершинку, заставив меня медленно прерывисто выдохнуть. Потом спустился по животу, надавливая – и между ног. Совсем немного, но и от этого я рефлекторно сжала бёдра сильнее. И губы Хилберта скривились – ну чисто лягушку перед собой увидал.

– Идите, ложитесь.

Похоже, теперь он вознамерился сделать всё, чтобы я почувствовала себя на приёме у врача.

– Вы так и будете морщиться? – Эти слова сорвались с губ раньше, чем я успела подумать, стоит ли вообще открывать рот. – Может, мне голову накрыть чем? Чтобы вы могли представить на моём месте кого угодно? Может, мы вообще прекратим это представление? Ни вы, ни я не хотим этого. В конце концов, имитировать пятно крови на простыне можно очень легко.

– Не говорите ерунды. Разве вам важно, чтобы я видел перед собой именно вас? – Хилберт усмехнулся с непонятной мне горечью. – Кажется, вам не должно быть до того никакого дела. И представление, как вы выразились, не прекратится. А если будете сопротивляться, мне придётся применить силу. Хоть я и не хочу.

Я насупилась, конечно, но следовало признать: если буду кричать и отбиваться – ничего не изменится, только синяки наживу.

– Не хотите, как же… Вам только и дай, что лишний раз показать силу.

Йонкер фыркнул, вновь отворачиваясь. Пуговицу за пуговицей расстегнул рубашку и сбросил её. Он двигался резко, слишком порывисто, как будто мысленно ворчал. Я смотрела на него, на мягкую игру мышц его спины в скупом вечернем свете, и в груди разрасталось смутное разочарование, как будто от неоправданных надежд, в которых сама себе не хотела признаваться. Хилберт только что ухаживал за мной почти терпеливо и даже ласково – а теперь снова злился, будто укорял себя в минутной слабости. Да я и сама себя готова была корить за то, что поддалась необъяснимому очарованию этих мгновений.

Отбросив рубашку на кресло, Хилберт оглянулся через плечо – и возвёл глаза к потолку. Я так и стояла на месте, не сдвинувшись ни на шаг. Он не стал упрекать и подгонять: просто подошёл и, подхватив меня на руки, донёс до постели. Бросил слегка небрежно – я только взмахнула руками, взлетела низко и коротко, будто подхваченный ветром мешок на асфальте – и рухнула в мягкую глубину постели. В ней страшно было утонуть: в этой перине, словно облако. И в белоснежных, как в хорошем отеле, простынях.

– Осторожнее! – возмутилась.

– Сколько можно с вами возиться!

Хилберт почти упал сверху, уперевшись одной рукой в постель. Подол сорочки вдруг задрался до пояса, словно сам по себе – и голова опустела. Просто враз. Как будто я стала студенткой, которая, перебрав мартини на вечеринке, внезапно протрезвела в тот миг, как полузнакомый дружок стаскивает с себя джинсы. Мощнейший ступор: лишь взгляд всё цепляется за руки йонкера, крупные, сильные, с едва выступающими венками. Он и правда развязывал брюки. А я ждала – чего? Доказательства того, что «там» он столь же красив? Или повода презрительно хмыкнуть?

– Мениэр, может быть, не стоит? – Да кого я обманываю!

Как бы сбежать? Проломить дверь? Вышибить окно? Откуда такая паника, будто я и правда девственница и какие-то особые девственные гормоны разжижают мой мозг? Хотя девственница, наверное, – не знаю.

– Перестаньте, – неожиданно выдохнул мне в губы Хилберт.

Накрыл их своими, размыкая, нетерпеливо, но достаточно мягко проникая между ними языком. Ладонью – провёл по бедру так, что кожа съёжилась от мурашек. Я попыталась отползти назад, но далеко не получилось. Йонкер приближался, хоть и так был близко. Вжимался между моих разведённых ног и пытался, видно, хоть как-то скрасить этот миг, лаская кончиками пальцев нежную, остро чувствительную кожу.