Едва Хилберт убедился, что на пальцах его остаётся влага, убрал руку и в следующий миг вошёл рывком. Неожиданно, до самого конца. Не дал вскрикнуть слишком громко, продолжая владеть моим ртом. А я только окаменела на миг от прошившей низ живота, давно уж позабытой боли и ослабла совсем, цепляясь пальцами за мятую простыню. Йонкер задвигался быстро, ровно, словно его тело работало само, отдельно от мыслей. Мыслями он, скорей всего, был со своей несостоявшейся невестой. Да чёрт бы с ним, лишь бы всё это закончилось поскорей!
Я мало что сейчас чувствовала, кроме скользящих рывков Хилберта внутри. И желания не чувствовать и этого. Он всё же посмотрел на меня, оторвавшись от горящих губ. Коротко прикусил нижнюю, чуть оттягивая – и спустил взгляд на груди, что колыхались под сорочкой при каждом толчке. Даже раздевать меня не стал – ему и того оказалось достаточно… Йонкер погрузил пальцы в мои волосы, сжал в кулаке до опасного натяжения.
Он смотрел долго прямо мне в глаза, дёргая на себя – и хотелось вцепиться в его лицо ногтями, провести вниз, оставляя алые борозды. Чтобы нарушить эту правильность и притягательность точёных черт. Я упёрлась ладонями в его ритмично бьющие бёдра, неосознанно стараясь оттолкнуть. Не хочу! Хватит! И отвернулась, чтобы хотя бы не видеть его перед собой. Его широкую напряжённую шею и рельефные плечи. Его глаза, которые впивались в лицо, будто считывали эмоции. Совсем ему ненужные и неинтересные – разве не так?
Но вопреки всему, вопреки моему нежеланию принимать этого мужчину тело моё всё же сдавалось под его напором. Под его касаниями – короткими, скупыми, но именно там, где нужно. Словно оно было создано именно для него. Словно сейчас он – Ключ. Снизу помалу поднималось тяжёлое, будто заволакивающая небо туча, томление, сотрясая меня мелкой отрывистой дрожью. Горячей, как раскалённая свинцовая дробь, которая сыпалась на кожу. Со злости на собственную слабость я ударила Хилберта ладонями в грудь – и сама почти оглохла от громкого шлепка. Он поймал мои руки, прижал к себе и выпрямился, навис, как атлант, продолжая брать меня. А я всё размякала, растворялась в нём, в этих диких нарастающих ощущениях, которым уже не могла противиться.
Так не должно быть. Не должно…
Я стиснула Хилберта коленями, запрокидывая голову, давясь непрошеным стоном, и впилась в его бока пальцами, почти уже отдирая от себя, прогоняя – зачем? Сейчас уже поздно. Только достигнуть пика мне не позволили. Всё закончилось неожиданно. Йонкер излился на простыню: наверное, и мысли не хотел допустить, чтобы та, кого он терпеть не мог, забеременеет от его высокородной особы. Оно и хорошо. Какие тут средства от беременности и есть ли вообще – только их богам известно. А стать брюхатой от этого высокомерного гада вовсе не входило в мои планы. Хотя это было бы неплохим подарочком для Паулине, если бы она вдруг решила вернуться в своё тело.
Хилберт встал, бросил на меня короткий взгляд, натягивая поднятые с пола брюки прямо на голое тело.
– Встаньте, – приказал, совершенно не заботясь о том, что я сейчас вообще ничем пошевелить не могла. – Вам нужно ополоснуться. Вы в крови.
– Оставьте меня в покое!
Он помолчал, но повторил:
– Встаньте!
Я заторможенно опустила взгляд, свела колени, успев заметить, что сорочка и правда слегка испачкана. Поднялась с трудом на дрожащие ноги, одёргивая подол одной рукой, а другой – поправляя сползший вниз ворот. Хилберт накинул рубашку, а потом несколькими рывками стащил с постели простыню с ярким алым пятном на ней – и направился к двери. Она хлопнула громко, когда он вышел. Я снова рухнула на перину и полежала немного, раздираемая на части противоречивыми и неожиданными ощущениями: болезненного удовольствия, пусть и неполного, от близости с мужчиной и жгучей обиды на его поведение.
Глава 11
Несмотря на всё, что случилось после торжества, я уснула быстро, так и не дождавшись возвращения Хилберта. Только ополоснулась и сменила сорочку. И моему сну не помешало ни лёгкое жжение между ног, ни раздражение от выходки мужа – настолько я устала. Только под утро, кажется, услышала тихие шаги и шорох одежды. Перина рядом со мной промялась – и я снова погрузилась в сон, совсем уж успокоившись.